Трансформация образа монархической России и Николая Второго в журнальной периодике: от «Нивы» до «Красной нивы»

№ 1 от 2017 года

Автор: Силакова Д. В.
УДК 050

---

Столетие Февральской и Октябрьской революций возвратило в центр общественного внимания ряд тем, среди которых историческая роль и нравственный облик Николая Романова, последнего русского самодержца. Развернувшиеся в связи с юбилейной датой дискуссии современных СМИ о том, в каких интонациях следует говорить о русской монархии, возвращают нас к периоду, когда отношение большинства к фигуре государя императора изменялось прямо на глазах, ломая веками складывавшиеся стереотипы, – к 1917 году.

Для анализа были выбраны журналы «Нива» и «Красная нива». Во-первых, эта пара журналов сохранила относительную типологическую близость. Во-вторых, дореволюционная «Нива» дистанцировалась от партийно-политических дискуссий, но, явно симпатизируя монархии, никогда не опускалась до открытой подобострастности, общепринятым считается определение направления журнала как умеренно-монархического. Кроме того, этот иллюстрированный еженедельник весь период издания оставался самым востребованным журналом для «семейного чтения». В лучшие времена тираж «Нивы», рассчитанной на россиянина со «средними доходами», обывательского типа, но с широкими интересами, достигал 275 тысяч экземпляров, а значит, образ царя и монархической России, воссозданный в нем, во многом отвечал запросам и представлениям читательского большинства.

Рассмотрение образа дореволюционной России в этом издании для нас тем интереснее и показательнее, что в нем постоянно печатались репродукции с картин русских художников, фоторепортажи с окраин России, биографии знаменитых деятелей культуры, статьи по археологии, краеведению, естествознанию, географии, педагогике и др. Благодаря такой структуре журнала открывались возможности для многостороннего отражения жизни страны.

Системность подхода, стремление к объективности и полноте изображения всегда были отличительной стороной деятельности журнала. Известно, например, что Маркс, стремясь зафиксировать для читателей и сохранить для последующих поколений образ времени, разослал фотографов во все концы России, в самые захолустные ее уголки, чтобы отразить неповторимое своеобразие каждого региона или народности. «Нива» дает многоплановый образ бескрайней страны, населенной разными народностями, имеющей славную историю, в которой многие национальные традиции и особенности связаны с монархией, православием и особыми чертами русского народа. В журнале органично сочетались разнохарактерные материалы, которые в итоге должны были сформировать целостное восприятие России как огромной империи с драматичной историей и большими историческими перспективами.

«Нива» взяла на себя значимую роль: учить сограждан находить в своей стране хорошее, внушать мысль о самобытности собственной истории, достоинствах собственного народа. По мнению Е.Ю. Пушкарской, много и убедительно писавшей о просветительской роли журнала, в этом «заключалось его основное отличие от большинства русских журналов середины XIX века, которые строили свою информационную политику, находясь на позиции острой критики настоящего и культивирования чувства неудовлетворенности, гражданского протеста».

На фоне всеобщей нестабильности «Нива» вносила позитивный элемент, призывая к просвещению, терпению, трудолюбию, самоусовершенствованию. Она объединяла массы читателей, указывая им позитивное направление для личностного и общественного развития» [Пушкарская: 2017].

Таким образом, журнал формировал по преимуществу позитивный образ своей страны, тщательно реконструируя страницы героического прошлого, развивая мысль о величии государства и самобытности культуры и традиций народов, населяющих Российскую империю.

В советский период умеренный монархизм «Нивы» ставился ей в вину. Роль этого издания в истории отечественной журналистики оставалась недооцененной из-за повышенного внимания к семье последнего императора и династии Романовых в целом, отсутствия обличающих ноток или критических намеков в публикациях о царском доме. «Нива», действительно, с уважением и почтением писала о монархических традициях как части национальной истории. Особенно это проявилось в год празднования 300-летия дома Романовых. Этому событию журнал посвятил специальный выпуск № 25 за 1913 год. В этом номере и других журнал будет активно использовать возможности нового жанра – фоторепортажа. На сериях фотографий из разных городов отражается как общая атмосфера юбилейных торжеств, так и собственно отношение к последнему русскому императору Николаю Второму. Важной характеристикой формируемого образа является то, что царь часто показан в окружении семьи. Позитивный эмоциональный, а также домашний настрой этих фото привлекал читателей.

Хотя взгляды на Россию в «Ниве» не сводились в четкую идеологическую систему, но постоянное ассоциативное связывание образа царя и России позволяет предположить, что представление о монархии как органичной части Отечества составляло суть неписаной программы журнала.

В отличие от политизированной общественно-политической прессы, многих толстых журналов той эпохи «Нива» дистанцируется от участия в общественной борьбе. Можно сказать, что ее больше волнует настоящее страны, чем абстрактное будущее, поэтому акцент делался на повседневных и привычных проявлениях народной жизни, природе России, практических и бытовых интересах различных народов империи и др.

Формируя величественный образ многоликой России, издание решало разноплановые задачи: занимало аудиторию чтением, показывало примеры, на которые стоит равняться, и предлагало позитивную модель собственного государства. Все эпизоды истории, традиции, личности, о которых рассказывалось на страницах «Нивы», могли стать образцами, равняясь на которые, читатель мог гордиться отечеством. В единстве духовных, культурных и материальных ценностей, являющихся основой единства всех племён и народов, населяющих Россию, люди видели основу государственного могущества. 

Одним из приемов конструирования образа России как великой державы станет прославление ее выдающихся деятелей разных эпох. «Нива» регулярно размещала очерки выдающихся лиц современности и исторических деятелей. По подсчетам Е. Пушкарской, за первые 30 лет существования в журнале была опубликована 2131 биография: очерки о В.Г. Белинском, Т.Н. Грановском, И.А. Крылове, Л.Н. Толстом, М.Ю. Лермонтове, А.С. Пушкине, У. Шекспире и др. [3]

Распространенный на страницах журнала «Нива» жанр биографической статьи работал на общий образ Великой России, помогая решить задачи патриотического образования читателей через их просвещение. Знакомясь с такими материалами, читатель мог представить достижения отечественной культуры и науки, выделить необходимые для воспитания гражданских чувств ценности.

В условиях происходящих пореформенных изменений всех отраслей жизни журнал «Нива» играл важную роль в процессе формирования образа быстро развивающейся страны. Информационная политика журнала выстраивалась таким образом, что все слои читательской аудитории могли получить необходимые новые знания об отдельных сторонах жизни в стране и о России в целом. Публикации «Нивы» выявляли коллективные представления россиян об отдельных регионах страны, ее населении, природно-климатических, социально-экономических, культурных особенностях.

Еще одно важное направление содержательной политики журнала – публикация научно-популярных статьей, художественно-публицистических очерков о Сибири, Средней Азии и Кавказе – детально изучено В.В. Сергеевым. Исследователь обращает внимание на то, что читателю открывалась как неповторимая красота северной природы, так и масштабность перспектив всей России, подчеркивалось, что окраины империи – это не сырьевой придаток, а векторы, следуя которым страна будет развиваться.

Благодаря такой информационной стратегии глубинка позиционировалась как реально значимая часть державы, озабоченной тем, чтобы захолустные местечки как можно быстрее вырастали в культурные центры, столицы областей и районов.

Итак, А.Ф. Маркс не только предложил новый тип журнала, соединивший в себе несколько ранее несовместимых характеристик, и тем самым ответил на вызов времени и обеспечил себе лидерство на журнальном рынке, но и добился заметных новаций в освещении привычных, хрестоматийных тем. Образ России, воссозданный на станицах журнала, должен был вызывать законное, обоснованное уважение у читателей-сограждан. Дистанцируясь от радикальный изданий, «Нива» моделирует цельный образ Отечества, в котором важны его история, культура и традиции.

«Красная нива» – один из первых советских литературно-художественных иллюстрированных тонких журналов. Он создавался по образцу журнала А.Ф. Маркса и выходил в 1923-1931 годах. На начальном этапе редакторами были Ю.М. Стеклов (до 1926 г.) и А.В. Луначарский (до 1928 г). Как и другие массовые советские издания, «Красная нива» должна была составить панорамное представление о процессе советизации страны – сопоставить старую и новую реальность в России.

За основу анализа были взяты все номера журнала «Красная нива» за 1926 год. Публикации привлекались методом сплошной выборки, включая фотоматериалы и иллюстрированные страницы. При этом учитывались все материалы: от беллетристических рассказов и стихотворных подборок до репортажей и очерков, в которых четко отражалась та или иная сторона жизни царской России.

Анализ позволят сделать следующие выводы. Общей чертой «Нивы» и «Красной Нивы» является акцент на развитии темпов и перспективах промышленного и культурного развития страны. При этом «КН» отрицает преемственность преобразований, как бы вычеркивая публикации «Нивы» о промышленных прорывах царской России. Напротив, в журнале отчетливо противопоставляются социалистические преобразования в Советской республике капиталистической России, где правящие круги, заботясь только о своей прибыли, были не заинтересованы в изменении жизни большинства. Такова, например, основная мысль очерка «Казанбурга», посвященного развитию железнодорожного строительства («КН», 10 января 1926 г.).

Значительная часть авторов журнала – писатели и поэты литературно-художественного объединения «Перевал». Зажатые в тиски между необходимостью держаться в жестких идеологических границах и отрицанием теории «социального заказа», «перевальцы» сосредоточатся на изображении отсталости, беспросветной бедности дооктябрьской России.

Особое внимание уделялось сравнению положения национальных окраин в царское время и после установления советской власти. Конечно же, читателю предлагались оптимистические сцены преображения национальных республик. «Старая Бухара», «Ковровые розы» («КН», 1926, №5), «Туркмения», «Молодая Туркмения» («КН», 1926, № 11); «Страна будущего» («КН», 1926, № 14), «Земельная реформа в Узбекистане», «Башкирский театр» («КН», 1926, № 15); «В чувашской столице» («КН», 1926, № 39) и др. Основной пафос этих публикаций – утверждение, что основа колоссальных перемен, переживаемых на самых окраинах страны, – власть народа, социалистические преобразования в городе и селе. «Теперь, когда Чиатурские промыслы, вместо прежних 22 владельцев, будут в ведении одного управления, открываются широкие перспективы… В глухом уголке Закавказья сошлись Америка и Советская Россия» («КН», 1926, № 17).

В рубрике «Страница юмора», которую составляли язвительные карикатуры, был даже подраздел «Времена меняются», где дооктябрьским сюжетам противопоставлялись картины обновленной жизни, изобличающие пережитки прошлого («КН», 1926, №4).

Еще одно направление освещения жизни страны до 1917 года – это показ роста протестных настроений, борьбы за соблюдение народных интересов. Такие статьи встречаются практически в каждом номере: Н. Семашко «Профессиональное движение в Н.-Новгороде в 1905 году» (1926, №2), «Обуховская оборона» (к 25-летию выступления обуховских рабочих) («КН», 1926, № 23), «Рассказ о семи повешенных: по документам архива военно-исторического музея» («КН», 1926, № 26).

«Красная нива» последовательно показывает, каков новый статус некогда угнетенных слоев «Съезд батраков» («КН», 1926, №5) или «Вторая сессия ЦИК СССР» («КН», 1926, № 17), «Первое Мая в Ленинграде» («КН», 1926, № 20). То обстоятельство, что новая советская Россия триумфально возвышает человека труда, отражал раздел фоторепортажей «По Союзу». Героями публикуемых фотографий становятся люди из народа. Наглядным доказательством того, как новая власть относится с уважением к человеку труда станет рассказ А. Перегудова «Смерть Кузика» («КН», 1926, № 23).

Из номера в номер «Красная нива» помещает материалы, разоблачающие старый быт (буржуазный, мещанский, кулацкий, великосветский). Очерк Николая Никитина «Зимние дни» (1926, №4), «Город Пиковой дамы» («КН», 1926, № 8), рассказы Вл. Лазарева «Анагра», Ивана Вольнова «1917».

Разоблачение «социально чуждых» элементов по широте охвата затрагивало фактически всю структуру социального уклада дореволюционной России. Под прицел критики попадают все группы населения, которые ассоциировались с принятием монархического уклада: состоятельные крестьяне и казаки, чиновники всех уровней, обедневшие дворяне и бывшая великосветская верхушка вплоть до членов императорской семьи. «Красная нива» язвительно пишет о том, что теперь их быт не отличается от жизни рабочего большинства, иронизирует над тем, как неловко, неумело они учатся жить без денег и прислуги, видит справедливость в том, что они лишены всех сословных привилегий.

Язык этих публикаций несколько отличался от других текстов «Красной нивы», он заметно агрессивнее, в большей степени насыщен пропагандистскими штампами, негативными оценочными эпитетами в отношении прошлого и людей «старого» мышления. Эта категоричность должна была подчеркнуть, что антинародный период русской истории и культуры невозвратимо минул, и осталось только избавиться от идеологически вредных приукрашенных воспоминаний о нем.

Тенденциозно классовый подход «Красной нивы» к изображению прошлой России проявляется в том, что для журнала нет «хороших буржуа» или «помещиков». Сознание даже лучших из «бывших» изуродовано укладом, собственническими инстинктами. Герой рассказа И. Соколова-Микитова «Хозяйский день» (проиллюстрированный для журнала М. Черемных) Дмитрий Степанович Гагарин, владелец огромной лесной делянки, вроде бы неплохо относится к мужикам, не лишен поэтической сентиментальности, сострадательности, но он не понимает того, что его благосостояние куплено ценой жизни бедняков. Смерть одного из его работников испортила ему настроение, и в этом поверхностном отношении к гибели работника проявляется глубина цинизма человека-собственника («КН», 1926, № 20).

Очень часто выразителями нетерпимого отношения к «буржуазным элементам» становятся дети. В одном из майских номеров на странице юмора размещалась серия карикатур с характерными сюжетами. В эпизоде «Справедливая поправка» пионер на афишах оперы «Князь Игорь» всюду дописывал «бывший». А в сценке «Пионерское затруднение» мальчик укоризненно смотрел на буржуазного облика папу, говоря, что ему нужно указать, чем занимались родители до1917 года («КН», 1926, №19).

Такую же роль играли тематические выпуски. К примеру, выпуск от 2 мая 1926 года целиком был посвящен празднованию 1 мая. Подавляющее большинство публикаций изображение торжеств сочетают с обличением нравов и уклада ушедшей России.

Если в течение предшествующего периода официальная печать активно внедряла знаменитую идеологическую триаду «православие – самодержавие – народность», то пресса 1920-х годов начинает с опровержения названных государственных скреп.

Реконструируя роль церкви в жизни страны до 1917 года, журнал оценивает ее исключительно как отрицательную. Не замечая вклада церкви в становление отечественной культуры, «КН» настойчиво подчеркивает ее «связь с интересами господствующих классов», живучесть религиозных предрассудков. Исходя из новых требований, издание системно пропагандирует атеистический взгляд на мир, считая, что любая религия используется для контрреволюционных целей.

Одним из ярчайших символов России прошлого, который должен быть искоренен из общественного сознания, «Красная нива» считает идеализированные представления о монархии в целом и о Романовых в частности, подключаясь к активному развенчанию Николая Второго.

В первую очередь журнал резко негативно отзывается о монархии как времени народного угнетения, когда личности «тусклые и бесталанные» жили за счет чужого труда. В рассказе А. Яковлева «В селе Колояре» повествуется о том, как, узнав «царя свезли с престолу», исстрадавшиеся крестьяне «царев патрет ногами затоптали» («КН», 1926, №11). Близок к нему по замыслу и очерк С. Борисова «Февральские дни в Александровском дворце», где пошагово разоблачаются приближенные царя, названные «тупыми невежественными последышами дворянских родов, лакеями аристократии», «бездарными бесцветными холопами», «клоакой, именовавшейся высочайшим двором» и т.д. Но самой одиозной фигурой в очерке выглядит Александра Федоровна. По мнению автора, «она доходила в своем мистицизме до сумасшествия», но при этом свободно вмешивалась в управление страной, советуя царю «давать почувствовать народу свой кулак», «кнут». Царь же предпочитал управлению империей «пасьянс», «домино» и переписку с женой.

Осуждает статья и позицию Временного правительства в отношении последнего царя. По мнению публициста «Красной нивы», планируя эвакуацию Николая Второго в Англию, оно «предполагало законсервировать русскую монархию, с тем, чтобы в нужный момент выдвинуть ее на политическую сцену» («КН», 1926, №11).

Как видим, перед нами совершенно тенденциозные односторонние образы. Царь и его окружение представлены людьми, совершенно лишенными государственного мышления, а его жена мелким, суеверным, самолюбивым человеком, увидевшим в отречении Николая Второго только утрату своего статуса.

Одним из самых беспощадных обвинений царизму, выдвинутых журналом, становится очерк «Ходынка» (к тридцатилетию катастрофы). Рассказ о действительно страшной странице отечественной истории усиливается идеологическими оценками. Автор негодует по поводу неуместности празднества («Обошедшихся в несколько миллионов рублей народной жизни»), ничтожности замысла подкупить народ подарками («кулечек с пряниками и сластями, сайка с колбасой и фарфоровые кружки должны были служить символом единения молодого царя с его подданными»), просчетов в организации («полуторамиллионная толпа» скованная, «привычкой к бесприкословному повиновению» простояла до 6 утра… Целые сотни мертвецов стояли на ногах, тесно прижатые, сдавленные живыми. Люди умирали на ногах, умирали от удушья и солнечных ударов») и др. Он подчеркивает, что власти были озабочены только тем, чтобы «не расстраивать царя в день его единения с народом» («КН», 1926, № 22).

По мысли автора, в действительности российский самодержец не ценил жизней своих подданных, так как «не отменил праздника на Ходынке, как не и все дальнейшие торжества». Столь же безнравственно было царское окружение «На площади кричали царю «ура», пели гимн, а в нескольких стах саженях лежали сотнями еще не убранные мертвецы». А когда «хоронили мертвых – то в тире для стрельбы по голубям, построенном как раз рядом с Ваганьковским кладбищем, забавлялись спортом великий князь Владимир и принц Неаполитанский» («КН», 1926, № 22). Финал статьи вполне предсказуем. «Ходынское поле стало теперь Октябрьским полем, и иные народные празднества торжественно и пышно развертывается на нем. Реют в воздухе алые знамена, стальные стрекозы жужжат под облаками, широко и вольно разносит медь оркестров песни рабочих и крестьян, песни трудящихся, строящих свою новую жизнь» («КН», 1926, № 22).

Убедительным доказательством того, что монархия изжила себя, «Красная нива» считает то, что недовольство домом Романовых росло и в дворянских кругах. Под большим заголовком «Лев Толстой о самодержавии» было опубликовано его письмо редактору газеты «Новая Русь» К. Славину, в котором царствование Николая Романова названо «временем Чингиз-Хана с телефонами и аэропланами, облекающего свои злодеяния в форму законности», а царское правительство преступным, «готовым мучить, убивать, вешать кого попало, только чтобы получать свое награбленное с народа» («КН», 1926, № 11).

Критика царской династии присутствует «вторым планом» в материалах, казалось бы далеких от этой темы. Так, в репортаже с выставки алмазного фонда СССР говорится о том, что будут демонстрироваться драгоценности «из тех времен, когда Россия управлялась из альковов Екатерины Первой, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины Второй», которые в то время, как вся страна изнемогала под бременем нужды, «делали безумные траты на драгоценные побрякушки» (1926, №2). В очерке И. Вершинина «Музей революции» идет постоянная ссылка на то, что он располагается в здании бывшего Английского клуба. «Жадное торгашество когда-то загородило и помрачило улыбку этой архитектурной игрушки», а «революция раздавила лавчонки, а метла реставрации искусства отмела обломки прочь» (1926, №3).

В рецензии на спектакль «Николай Первый и декабристы» значительное место занимает «исследование личности Николая Палкина». Вот какими эпитетами и характеристиками наделяет этого, возможно, не самого лучшего русского самодержца рецензент Юрий Соболев. «Жестокий самодур, деспот, жандарм», «трус, притворяющийся храбрецом», «ловкий сыщик, обманувший доверчивую жертву лицемерной слезой», «Николай не только страшен, но и хитер», «недостаточно умен», «Аполлон, страдающий насморком», «бригадный командир, захотевший стать императором всероссийским», «в его величавых позах проскальзывает черта петушиной заносчивости», «в его грозных окликах дрожит нотка страха». Главным достижением постановки публицист считает то, что В.И. Качалов смог раскрыть «гнусную сущность» «слабодушного диктатора» («КН», 1926, № 23).

Исследование показало, что центральным направлением «смены вех» в советской печати 1920-1930-х годов оказался пересмотр представлений о недавнем прошлом монархической России. «Красная нива», как и вся идеологическая сфера, целенаправленно формирует новый образ «старой России», который помогал решать насущные партийно-государственные задачи. Конструирование образов, как Советской России, так и образа страны до революции строится на противопоставлении прошлого и настоящего.

Из множества событий и национальных черт, переосмысленных журналистикой под давлением партийно-государственного аппарата, заметно выделяются ряд ключевых идеологем, символизирующих ушедшую Россию: монархия, царь, церковь, сословное неравенство, буржуазный быт и др..

«Красная нива» пересматривает все оценки царской России, которые в дооктябрьское время прозвучали в «Ниве» А.Ф. Маркса. Издание пытается найти в прошлом те элементы, которые можно максимально эффективно использовать для тотального «перевоспитания масс». Если дооктябрьская «Нива» стремится максимально расширить представления читателей о России, то подавляющее большинство публикаций «Красной нивы» о монархическом прошлом предельно огрубляли ситуацию, а подчас не имели ничего общего с объективной картиной реальности.

Список литературы

1. Красная нива. – 1926. – № 1 – 42.
2. Пушкарская Е. Женский вопрос и тема духовного самоопределения личности на страницах журнала середины 19 века «Нива» // Relga. Научно-культурологический журнал. – 2011. – № 17 [электронный ресурс]. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=3029&level1=main&level2=articles.
3. Пушкарская Е.Ю. Самый популярный российский журнал XIX века «Нива» и его издатель Адольф Маркс // Relga.Научно-культурологический журнал. – 2011. – № 16 [электронный ресурс]. URL: http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=3021&level1=main&level2=articles.
4. Сергеев В.В. Образ азиатской России в журнале «Нива» на рубеже XIX – XX вв. [электронный ресурс]. URL: http://freepapers.ru/6/obraz-aziatskoj-rossii-v-zhurnale/99516.646824.list1.html.