Взгляды В.С. Соловьева на взаимоотношения церкви-печати-государства в контексте современной полемики о мере присутствия религии в общественном пространстве

№ 1 от 2013 года

Проблема освещения СМИ взаимоотношений церквей различных конфессий и государства сегодня остра как никогда. Причем весьма неоднозначные оценки современных церковно-государственных взаимоотношений касаются и Русской православной церкви, и это притом, что подавляющее большинство россиян считает себя людьми православной культуры.

Любое событие, в той или иной степени затрагивающее конфессиональные интересы, вызывает мощную информационную волну, казалась бы вовсе не соответствующую масштабу события. Новостные ленты каждого дня отражают то обстоятельство, что журналистский дискурс отражает нарастание конфликта и непродуктивность попыток его разрешить. Мера взаимного недоверия и глухоты выявилась уже во всей медийной кампании по поводу введения религиоведческих курсов в общеобразовательных школах (основ православной культуры, основ мировых религий, основ исламской культуры и т.д.). 2012 год открывался относительно сдержанной дискуссией о том, какие общественные следствия может иметь решение Синода, разрешающее духовенству РПЦ (Русской православной Церкви) баллотироваться в выборные органы, но затем «случилась» скандально известная акция в Храме Христа Спасителя и ставшее уже притчей во языцех информационное противостояние СМИ, полярно оценивших акцию группы Pussy Riot, свело и так непростую полемику к формам жесткой взаимной нетерпимости. Протоиерей Димитрий Смирнов приводит сведения о том, что об акции Pussy Riot был оповещен весь мир «через 87 процентов всех СМИ» [5]. «Панк-суд над панк-молебном» только подытожил невозможность конструктивного диалога, отразив очевидный тупик как собственно ситуации («сращивания» церкви и государства), так и неспособности СМИ занять позицию над схваткой…

В итоге любые сообщения, в которых есть вероисповедный компонент или усматривается далекий след, отсвет и отзвук неразрешенного вопроса о формах и границах участия церкви в общественно-политической жизни страны, приобретают напряженно скандализированный оттенок. Вспомним, к примеру, реакцию СМИ на фильм «Невинность мусульман» и то, как транслировалась и направлялась эта реакция, сообщения о митингах в Митино против строительства в Москве мечети, комментарии к криминальной хронике, где фигурировали представители клира, репортажи о протестах казаков и православных активистов против выставки «Духовная брань» и др. В каждом из этих эпизодов медиа не просто констатировали растущую разобщенность общества, где линия разлома – религия, но и вольно и невольно провоцировали развитие конфликта, ширили пропасть между полярно настроенной аудиторией. Неслучайно, вероятно, и то, что самое часто обыгрываемое слово в этом полемическом поле – «пиар», а самый частый вывод о том, что информационная волна размывает авторитет церкви, подрывает доверие к государству, дискредитирует позицию и религиозных фундаменталистов (независимо от конфессий) и их противников, профанирует роль СМИ. Как скажет А. Кураев (правда, имея в виду другой информационный повод): «Общие язвы журналистики не чужды и православненькой прессе» …[7].

Какова причина того, что в значительном числе случаев СМИ не удается занять конструктивной позиции в полилоге церкви-государства-общества? Чтобы выступать выразителем исключительно общественного мнения, независимым общественным институтом, СМИ должны дистанцироваться от любого давления, представляя исключительно реальный плюрализм индивидуальных мнений. Именно поэтому СМИ могут и должны ответить на ответственейший вызов времени и изменить характер диалога между этими институтами. В интервью Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Дмитрию Киселеву, показанному 9 сентября 2012 года (телеканал «Россия»), есть фрагмент, который можно прочесть как обращение к СМИ с предложением изменить стратегию освещения проблемы церковно-государственных отношений. Тезис о том, что одной из точек агрессии являются обвинения в сращивании Церкви и государства, он решительно опровергает: «Это миф. Миф, созданный специально. Ведь Церковь нужно атаковать с какой-то мировоззренческой позиции и эту мировоззренческую позицию нужно создать. Вот сегодня и создается миф о сращивании, о клерикализации нашей жизни…»[6]. Ясно, что создателями этого мифа по преимуществу являются средства массовой информации и коммуникации.

Запрос на перезагрузку дискуссии выказывают и представители светской части общества. Один из последних примеров – статья М. Прохорова в «Коммерсанте», где речь идет о сходных вещах: «Сегодня среди нас бушует шквал обвинений и даже оскорблений, которые мешают нормальному диалогу. Люди, ранее тщательно выбиравшие слова, сегодня пустились во все тяжкие. Но кто бы и зачем не пускал отравленные стрелы, большинство попадает в РПЦ…Голосов, зовущих к примирению и терпимости, к сожалению, мало, и они звучат слишком академично…Одна из главных ошибок, совершаемых участниками нынешних дискуссий,— взгляд на церковь, государство и общество как непримиримых антагонистов.

Я призываю к немедленному началу широкого диалога об урегулировании отношений церкви (разумеется, имея в виду все церкви и исповедания, религию в целом), государства и общества. Сделать это можно на базе «Гражданской платформы» через инструменты краудсорсинга и публичного обсуждения» [11].

Об этом же говорят представители всех сторон конфликта. Позиционирующий себя как православный миссионер диакон Андрей Кураев в диалоге с Димитрием Смирновым призывает православную общественность отказаться от стереотипных обвинений в адрес светской (или неправославной общественности): «Сейчас нынешняя кампания против Церкви, недовольства, ведутся скорее под «ультрахристианскими», рафинированными лозунгами. То есть люди принимают то, что им кажется христианской, евангельской системой ценностей. Отдельный вопрос, насколько это действительно соответствует историческому Евангелию – у них, может быть, иногда завышенные представления о том, каким должен быть христианин, каким должен быть священник, это правда. Но вот возникает вопрос: должны ли мы – представители Церкви, спикеры, миссионеры – именно этот, завышенный, образ о нас оспаривать?»[5].

Марат Гельман, считающий, что РПЦ во многом провоцирует нарастание атмосферы религиозной нетерпимости, тем не менее, считает насущнейшей необходимость обновление условий диалога. Обращаясь к православным и священнослужителям в своем блоге, он многажды повторит призыв: «Давайте разговаривать. Просто потому, что у нас нет другого выхода» [4].

Но, как совершенно справедливо отмечается в статье «Церковь, общество и государство: диалог и стратегии», размещенной на сайте Венской и Австрийской епархии (Московский Патриархат), все надежды на обновление религиозно-журналистского дискурса «можно называть либо «фантазиями», либо «досужими домыслами» до тех пор, покуда между властью, Церковью и СМИ нет диалога». И в качестве главного препятствия называет отсутствие в современной России «институций, которые проводят диалоговые мероприятия между представителями государства, общества и Церкви?» [19].

И здесь знаковой и очень содержательной следует считать ссылку М. Прохорова на Владимира Соловьева, назвавшего религиозную и светскую культуру двумя легкими, которыми дышит наша цивилизация. В философско-публицистическом опыте этого мыслителя можно найти отчаянную попытку личным примером показать, что характер диалога, его основания и содержание могут учитывать равно интересы всех участников полемики. Когда М. Прохоров предложил разработать Религиозный кодекс, он по преимуществу уповал на краудсорсинг. Можно предположить, что, говоря о добровольцах, он имеет в виду и те гражданские силы, которые будут создавать новый информационный контент.

Более ста лет назад в сходной ситуации растущего недоверия и к церкви, и к государству, и к печати, способный к самым невероятным синтезам, Соловьев явил себя в бескомпромиссном стремлении восстанавливать утрачиваемое единство, остановить волну небрежения вековыми христианскими ценностями (отступничество от христианского идеала публицист видит как внутри церкви, так и за ее пределами).

В 1881 году в «Церковном вестнике» появилась рубрика «Мнения печати по церковным вопросам», где, по замыслу организаторов, должна была обозначиться позиция и реакция церкви на все чаще звучавшие в прессе утверждения, что отношения между светским образованным миром и духовенством должны быть обновлены. Собственно учреждение рубрики, которая устанавливала бы прямой диалог печати и церкви, должно было послужить ответом на упреки в том, что твердо религиозно настроенной части общества не хватает внутреннего подъема, ответственного осознания необходимости перемен.

В течение года дискуссия будет обретать все более острые формы. В наиболее системном виде позицию церкви будет излагать Н. Барсов в цикле публикаций под общим заголовком «Наша светская печать – по вопросу религиозности русского народа» [17] и автор нескольких аналитических обозрений «Наш образованный мир и духовенство», скрывавшийся за инициалами «А.К.» [18]. Смысл всех названый выступлений сводился к тому, чтобы доказать, что упреки светской печати вызваны общим ее несочувствием «к устройству церковных дел» и конструктивный диалог станет возможен только тогда, когда в интеллигентских кругах проснется искренний, сердечный религиозный интерес. В действительности, заявленная позиция в такой же мере приближала полемику к тупику, как и категоричные нападки массовой печати. На это тут же указал глубоко религиозный православный человек и открытый злободневным проблемам публицист И.С. Аксаков. Но, энергичнее всех, я бы даже сказала – наступательнее, призывал церковь переосмыслить меру своей ответственности за события внецерковной жизни – В.С. Соловьев.

Примечательно, что свои упреки в социальной апатии церкви, ее лицемерном равнодушии к острозлободневным проблемам Соловьев высказывал на страницах исключительно славянофильских или религиозно ориентированных изданий. Чаще всего это был журнал «Православное обозрение».

Заметим, что еще задолго до обозначенной полемики 1881 года Соловьев пытается исподволь обернуть церковный мир к новым общественным реалиям, не касаясь основ догматического учения, расширить круг вопросов, относительно которых православная общественность высказалась бы более живо, неформализованно, наконец, более талантливо. Его дебютные статьи в «Православном обозрении» – это своего рода образец нового мышления. Удивителен сам факт их публикации в православном журнале, который можно объяснить разве что молодостью автора и его горячей неподдельной религиозностью, которая так подкупала и заражала современников мыслителя.

Первая из статей «Мифологический процесс в древнем язычестве» содержала «странные» для христианского публициста пожелания, «чтобы мифологическая действительность стала предметом изучения в наших духовных академиях, и чтобы наша богословская литература обратила свое внимание и на это еще не тронутое поле ученых исследований» [8].

Столь же революционным для церковной публицистики было его следующее выступление «Метафизика и положительная наука» [9].

В семи номерах за 1878 года и октябрьской книжке 1879 года в «Православном обозрении» печатались знаменитые соловьевские «Чтения о Богочеловечестве», вызвавшие неоднозначные оценки как в богословской среде, так и в общественно-литературных кругах в целом. На фоне развернувшихся дебатов редакция журнала посчитала необходимым дистанцироваться от парадоксов Владимира Соловьева, и заключительная часть вышла с принципиальным комментарием от редакции, где прямо обозначалось, что «в устранение всяческих недоразумений.. просим читателей в особенности обратить внимание не то, что чтения эти имеют философский, а не богословский характер…у автора при толковании христианских истин встречаются оригинальные формулы, которых нет в догматических системах богословия…» [10].

В действительности «странность формул» была вызвана желанием мыслителя изменить характер диалога, побудить церковь пересмотреть свою роль в разрешении болевых вопросов времени, корни которых, по оценкам православно ориентированных публицистов, находились «за пределами церковных стен». «Если русский национальный идеал действительно христианский, то он тем самым должен быть идеалом общественной правды и прогресса, то есть практического осуществления христианства в мире. Идеал, не требующий такого осуществления, не налагающий на нас никаких общественных обязанностей, сводится к пустым и фальшивым словам. Нельзя поклоняться христианской истине и при этом мириться с антихристианскою действительностью как с чем-то навеки неизменным и неотвратимым. Истинный христианский идеал русского народа есть вместе с тем широкая практическая задача, обнимающая все общественные отношения, внутренние и внешние…», – пишет В.С. Соловьев в статье «Русский национальный идеал» [13]. Приведенная цитата очень показательна для понимания общественной позиции одного из самых последовательных религиозных мыслителей рубежа веков. По крайней мере, в ней отчасти объяснена причина его очень непростых взаимоотношений с официальной церковью в 1890-е годы при общем признании современниками того, что все его философские построения в целом выдержаны в русле христианского мироощущения.

До 1886 года В.Соловьев печатался, как сказано выше, по преимуществу в православно ориентированных славянофильских изданиях, а с 1887- он сотрудник «классического» либерального журнала «Вестник Европы». И это не был демарш «отступника». Ситуация выглядела тем необычнее, что в атеистически-западнический журнал Соловьев пришел со всем своим прежним багажом славянофильски ориентированной религиозно-нравственной проблематики. Причина же того, что дальнейшее сотрудничество с такими изданиями как, к примеру «Церковный вестник», было невозможно, – в категорическом неприятии позиции невмешательства в «мирские» дела, которую, по убеждению Соловьева, заняла православная церковь.

По мнению мыслителя, церковная публицистика становится все более и более ограниченной, отражая общую тенденцию – растущую социальную апатию церкви, ее равнодушие к острозлободневным проблемам. Церковь и государство одинаково повинны в общественном неблагополучии. Духовная мощь христианского народного идеала должна быть направлена на решение социально-исторических задач. И, соответственно, церковь и государство должны руководствоваться этим идеалом и этими задачами, а не преступным самоутверждением.

Так, о том, как перекрещиваются задачи духовного роста и социально-политического развития страны, Соловьев скажет в обращенной к В. В. Розанову статье «Порфирий Головлев о свободе и вере». Церковь должна дать примеры, воспользуемся современной терминологией, толерантности. «Веротерпимость или религиозную свободу я считаю такой же важной и насущной потребностью для современной жизни, какой 40 лет тому назад была потребностью в освобождении крестьян», – с этого тезиса начинает он новый виток споров о пределах религиозной терпимости [1].

Но религиозная свобода – это только первый пункт триединой задачи. Два другие – «образование народа и его материальное сохранение (продовольственное и санитарное)». С этого, по Соловьеву, начинается достойное существование человека. (Вопрос о достойном существовании – это и есть национальный вопрос в России – помним его первое выступление). Так вопрос о правах человека, успехах и проблемах народного образования, голоде и технической отсталости производства смыкается с темами правового регулирования деятельности государства. И официальная церковь должна возглавить или, по крайней мере, инициировать эти, казалось бы, внешние для нее задачи.

По Соловьеву, либерально-просветительская основа реформ, проповедующая правовое просвещение, правовое регулирование, принцип действенности законов, при всей внешней привлекательности и непогрешимости принципиально ущербна. С фантастической прозорливостью он предчувствует, что построение «правового государства» только на этих началах не спасет от настоящего, всемирного злодейства. Как бы иллюстрируя соловьевскую правоту, через полвека спустя другой публицист-культуролог Г. Померанц заметит, что только поголовно грамотные и методично следующие букве закона немцы могли построить Майданек.

Морально – политический климат в стране, по Соловьеву, формируют общественные течения, утратившие представление о добре как ипостаси единой аксиологической троицы, красоты – добра – истины. Ницшеанцы презрели этический аспект прекрасного, толстовцы фетишизировали отвлеченное добро, марксисты оторвали идею справедливости от этико-эстетических начал. Выход из общественного кризиса в «оправдании добра» во все ипостасях. Но, осудив эстетический сепаратизм и тактику революционеров – демократов, Соловьев категоричнее прочих обозначил проблему свободы человека. Оправдание нравственных начал имеет смысл, если человек может сознательно выбирать, и «основания общества» этому не препятствуют. Публицистический подтекст этих слов вполне прозрачен: тоталитаризм губителен для личности, разрушителен для нравственности. Катастрофичность времени – в том, что он, по мнению Соловьева, проник и в церковь.

Соловьев безошибочно указывает на формы и приметы современной ему социальной жизни, где очевидны «умаление личности», «ущемление ее прав», обесценивание общественной жизни, унижение достоинства гражданина и т.д.

«Никакой человек» ни при каких обстоятельствах и условиях, ни по какой причине не может рассматриваться только как средство для каких бы то ни было посторонних целей, ни для блага другого лица, ни для блага целого класса, ни для … общественного блага [2]. Определяющая роль в решении общественных проблем принадлежит не социально-политическим институтам, а религии как началу этического развития и семье. Обретя нравственные начала – служа человеку, религия разрушила бы конфессионально-национальные преграды, благословила бы научный и общественно-политический прогресс. Семья доказала бы реальность процессов гармонизации мира. Уважение к человеческому достоинству, которое человек не может доказать миллионам, совершалось бы в известной тесной среде, внутри семьи». В итоге «общество, обеспечив должный уровень благосостояния для всех, сохранило бы для своих членов силы и время, необходимые для человеческого, умственного и нравственного совершенствования» [3].

Соловьев последовательно обосновывает необходимость осознания значимости каждого проблемного поля, реальных угроз для России. Причем инициатива их разрешения, повторим, должна исходить от Церкви.

В статье «О духовной власти в России» прямолинейнее, чем где бы то ни было, он ставит вопрос о бессилии духовной и светской властей перед угрозами духовного, экономического, политического порядка. По мысли философа, в разрастании безверия и «духовного бессилия» повинна прежде всего иерархия русской православной церкви: «Церковь Христова свята и непорочна, но иерархия российская, без сомнения, может погрешить, может уклониться от долга и призвания своего, и тем навести управляемую ею церковь на путь величайших бедствий [14]. Главный его упрек церкви по сути и пафосу поразительно напоминает сетевые комментарии сегодняшних критиков церковной политики. Соловьев пишет: «Потянувшись за приманкой земной власти…, отступивши от христианского идеала, иерархия тем самым роняет свой нравственный авторитет в глазах христианского народа, теряет свою внутреннюю духовную связь с ним, – ей остается только внешний принудительный авторитет. Такой авторитет, как нечто чуждое вызывает несогласие и протест…»[15]. А если вспомнить, что последние недели активно обсуждаются готовящиеся к обсуждению в Государственной Думе поправки в Уголовный кодекс, предполагающие ужесточение наказания за религиозные оскорбления, кощунство, то окончание мысли звучит более чем современно. «Иерархия, раз вставши в положение внешней власти, смотрит на несогласие с собой как на преступное возмущение и отвечает на него преследованиями и казнями. В защиту авторитета и единства церковного воздвигаются плахи и костры; духовной власти нужна не только корона, но и меч государственный [15].

Современная церковь, конечно, не в пример гибче и дальновиднее, чем столетие назад. Пафос выступлений Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, в том числе на конференции «От Древней Руси к Российской Федерации — история российской государственности» (МГУ, 28 сентября 2012), введение курса «Основы православной культуры», жанрово-тематический спектр материалов православных СМИ – все это подтверждение того, что церковь и государство действуют союзнически. Всемирный Русский народный собор (5 марта 2007 года), посвященный обсуждению темы «Богатство и бедность: исторические вызовы России», где РПЦ обозначила свой взгляд на стратегию решения общественно-политических проблем, обсуждал вопросы, которые Соловьев обозначил как насущные задачи православия еще столетие назад: природные ресурсы и их распределение, демография, социальная защита человека, взаимодействие религий и этносов. Одним словом, через столетие программа Всемирного Собора фактически повторила соловьевскую.

Но, как и в начале 20 века, современная церковная публицистика по преимуществу невосприимчива к призывам вести диалог, не изменяя сути Церкви, но с учетом меняющихся реалий.

Вероятно, поэтому и сегодня сохраняется угроза, что «протоколы о намерениях» не перейдут в программу действий. Мало обозначить значимость каждого проблемного поля, реальные угрозы для России, выявляя их духовную составляющую. Важно, чтобы роль церкви и инициативы, от нее исходящие, вызывали доверие, чтобы голос церковной публицистики был воспринят не только в узких кругах людей воцерковленных, но и во всех слоях общества, среди тех, кто, возможно, дальше от церкви, но в целом мыслит себя человеком православной культуры. И, думается, мысль Патриарха о том, что «присутствие Церкви в публичной сфере — это совершенно нормальное для свободного общества явление», неоспорима. Проблема в том и состоит: насколько нормально ширящееся неприятие этого присутствия. И свою роль и обязанности в разрешении сложившейся ситуации должны осознать все участники диалога. Выступление в Московском университете Патриарх Кирилл закончил такими словами: «Церковь не формирует органы государственного управления и не издает государственных законов. Она формирует души людей, призванных к братскому служению друг другу и общему благу. Она утверждает непреложность нравственного закона, на котором только и может быть воздвигнуто справедливое общество и государство». В глобальном информационном поле самый острый дефицит – это дефицит нравственности, так что если церковная публицистика сможет расширить свое влияние в журналистском пространстве, не уходя от сути и духа православия, найти верную интонацию и темы, учитывающие реалии, в которых ищет Бога человек 21 века – «человек медийный» – она увереннее и прочнее будет «свидетельствовать о Царстве Духа».

Столетие назад трагическое невнимание эпохи к соловьевским предостережениям обернулось абсолютным господством революционных программ разной степени радикализма и катастрофическим падением авторитета церкви, для восстановления которого потребовались десятилетия гонений и мученичества.

И в этом смысле эпизод полемики о мере участия церкви в разрешении острых социально-политических, экономических, нравственных, экологических, демографических проблем сохраняет свою актуальность не только в качестве самостоятельной страницы духовного поиска незаурядного мыслителя, но и как предостережение и урок дню сегодняшнему.

Автор уже цитировавшейся выше статьи с сайта Венской и Австрийской епархии говорит о том, что «никто не обязан строить диалоговые институции. Это вопрос не обязанности, а политической культуры. Игра «в закрытую» – это всегда игра на разрыв социальных тканей. В результате: взрыв антиклерикализма – с одной стороны, крайние формы национализма или «фундаментализма» – с другой. И в неизбежном итоге – национальная и культурная деградация. Примеры односторонних стратегий можно множить и множить. Но надо подчеркнуть, что ни один из трех субъектов не несет большей или меньшей ответственности за то, что господствуют стратегии (т.е. технологии навязывания) [19]. Для Владимира Соловьева, помним, все же на первом плане стоял бы вопрос об ответственности церкви. «Утверждать, что христианское духовное начало не должно входить как руководящая сила в жизнь общественную, а через нее в деятельность государственную, утверждать, что там ему не место, – это значит отрицать церковь как учреждение общественное. Но иерархи православные отрицать церковь не могут, не могут отрицать, что она должна воздействовать на общество человеческое в духе Христовом, проникая и перерождая этим животворящим духом все формы и отношения общественные [16]. Этический максимализм мыслителя оказывается обращенным прежде всего в сторону духовной власти. Если правильное отношение церкви и государства нарушено, «то вина в этом падает не на государство», подытоживает он.

Список литературы

1. Вестник Европы. – 1894. – № 2. – С. 906.
2. Вестник Европы. – 1894. – №12. – С. 807.
3. Вестник Европы. – 1894. – №12. – С. 817.
4. Гельман М. Давайте разговаривать. Дневник Марата Гельмана: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://maratguelman.livejournal.com/2972329.html (дата обращения 14.12.12).
5. Диалог под часами. Протодиакон Андрей Кураев и протоиерей Димитрий Смирнов. Ежедневное интернет-СМИ «Православие и мир»: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://www.pravmir.ru/1dialog-pod-chasami-protodiakon-andrej-kuraev-i-protoierej-dimitrij-smirnov/ (дата обращения 10.12.12).
6. Интервью Предстоятеля Русской Православной Церкви телеканалу «Россия». Русская Православная церковь. Официальный сайт Московского Патриархата: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://www.patriarchia.ru/index.html (дата обращения 10.12.12).
7. Кураев А. Снова приходится опровергать. Миссионерский портал диакона Андрея Кураева: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://kuraev.ru/ (дата обращения 11.12.12).
8. Православное обозрение. – 1873. – ноябрь. – С. 635.
9. Православное обозрение. – 1875. – февраль. – С. 197 – 206.
10. Православное обозрение. – 1879. – октябрь. – С.223 – 224.
11. Прохоров М. Платформа светского государства // Коммерсантъ. – 12 сентября 2012. – № 170.
12. Речь Святейшего Патриарха Кирилла на церемонии присуждения степени honoris causa Московского государственного университета: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://www.patriarchia.ru/index.html (дата обращения 10.12.12).
13. Соловьев В.С. Русский национальный идеал. Русские писатели и поэты: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://writerstob.narod.ru/index.htm (дата обращения 10.12.12).
14. Соловьев В.С. Собрание сочинений и писем в 15 тт. – М., 1993. –Т.3. – С.229-230.
15. Соловьев В.С. Собрание сочинений и писем в 15 тт. – М., 1993. –Т.3. – С.234.
16. Соловьев В.С. Собрание сочинений и писем в 15 тт. – М., 1993. – Т.3. – С.237-238.
17. Церковный вестник. – 1881. – № 2, 4,8, 10.
18. Церковный вестник. – 1881. – № 5,6.
19. Церковь, общество и государство: диалог и стратегии. Orthodoxia: [Электронный ресурс]. [200?]. URL: http://orthodoxia.org/austria/ (дата обращения 10.12.12).