Коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны на территории Курской области в контексте историографии

№ 1 от 2015 года
Автор: Никифоров С. А.
УДК 94+930.23
ФГБОУ ВО «Юго-Западный государственный университет»
s.nikiforoff@rambler.ru

Спустя 70 лет после окончания Великой Отечественной войны наше общество по-прежнему эмоционально воспринимает практику контактов советских людей с фашистскими оккупантами. Практически все историки, изучающие коллаборационизм, включают в свои исследования морально-нравственную оценку, выражающую их личное отношение к сути явления. В исторической науке в последние 10-15 лет стало складываться, прежде всего, среди молодых исследователей, объективистское направление, подразумевающее отказ от идеологических стереотипов при исследовании коллаборационизма, ратующее за возвращение «к факту и к документу». Оно предполагает при изучении событий немецкой оккупации отказ как от морально-этических, так и от политико-правовых оценок и категорий [41, с. 16]. На наш взгляд, отсутствие морально-нравственной оценки коллаборационизма в работах некоторых исследователей само по себе является выражением политической и идеологической позиции авторов.

Вхождение проблемы коллаборационизма в круг интересов профессиональных историков в нашей стране имеет свою предысторию. На начальном этапе Великой Отечественной войны советская пропаганда полностью отрицала участие граждан Советского Союза в войне на стороне фашистской Германии. 19 июля 1941 г. газета «Пролетарская правда» писала: «при помощи продажных холопов, готовых за тридцать серебреников предать свою нацию, Гитлер смог осуществить свои гнусные намерения в Болгарии, Хорватии, Словакии… Но грабительские козни Гитлера будут неминуемо разбиты в прах теперь, когда он вероломно напал на СССР, могучую страну, вооруженную… несокрушимой дружбой народов, непоколебимым морально-политическим единством народа». Самый популярный публицист военного периода Илья Эренбург 4 ноября 1941 г. в одной из своих статей писал: «Эта война – не гражданская война. Это Отечественная война. Это война за Россию. Нет ни одного русского против нас. Нет ни одного русского, который стоял бы за немцев» [77, с.131]. Однако полностью игнорировать случаи сотрудничества с врагом оказалось невозможным – коллаборационизм проявил себя массовым явлением. По немецким данным, в различных коллаборационистских военных и полицейских формированиях на 1943 год на оккупированной территории Советского Союза было занято до 800 тыс. человек. Помимо них повсеместно были созданы местные вспомогательные администрации, в каждой деревне был свой староста, которому помогали писарь и несколько местных полицейских.

Первые, исключительно негативные оценки сотрудничества советских граждан с оккупантами прозвучали еще во время войны. При этом использовались термины «изменник», «предатель», «пособник». Соответствующие публикации о «предателях» появились в газетах. Они отражали как официальную советскую позицию, так и реальное отношение значительной части советского общества к коллаборационизму. Уже после войны советский писатель «фронтового поколения» В. Некрасов, характеризуя свои представления военных лет, писал: «Будем говорить прямо – для нас, советских офицеров и солдат, “власовец” был враг. К тому же изменник. Мы его ненавидели и презирали хуже немца, фашиста» [49, с. 248]. В соответствии с действовавшим законодательством РСФСР коллаборационисты должны были отвечать за свои действия по пунктам «а» и «б» статьи 58-1 Уголовного кодекса – «Измена Родине» (в УК УССР 58-ой статье УК РСФСР соответствовала статья 54, в УК БССР – статья 63). Отметим, что в уголовном законодательстве подавляющего большинства стран мира факт коллаборационизма квалифицируется как государственная измена. В официальных комментариях к УК РСФСР измена Родине толковалась как «самое тяжкое и самое гнусное преступление» в условиях Великой Отечественной войны [72, с. 65]. Вскоре советские следственные и судебные органы, а также специалисты при юридической квалификации деятельности коллаборационистов отказались даже от самого наименования «преступление». Для обозначения действий лиц, сотрудничавших с оккупантами, применялись термины «зверства» и «злодеяния», гранью между которыми, очевидно, была степень общественной опасности и тяжести наступивших последствий. Поскольку деяния, обозначаемые такими терминами, «носили характер организованной системы» и выходили за рамки принятых в советском законодательстве определений деяний, преследуемых в уголовном порядке, то были приняты меры особого регулирования уголовной ответственности за их совершение. Приказ Прокурора СССР «О квалификации преступлений лиц, перешедших на службу к немецко-фашистским оккупантам в районах, временно занятых врагом» от 15 мая 1942 г. пояснил, что советские граждане, перешедшие на службу к оккупантам, а также выполнявшие указания немецкой администрации по сбору продовольствия, фуража и вещей для германской армии; провокаторы, доносчики, уличенные в выдаче партизан, коммунистов, комсомольцев, советских работников и их семей; участвовавшие в деятельности карательных органов немцев, подлежали ответственности по ст. 58-1/а УК РСФСР. Характеристике «измены Родине» как чрезвычайного по тяжести преступления соответствовало и наказание, утвержденное указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г.: «шпионы и изменники из числа советских граждан» окончательно были причислены к субъектам ответственности за военные преступления и подлежали преследованию наравне с гитлеровцами, их деятельность каралась смертной казнью через повешенье [63, с. 236]. Статья 5 Указа конкретизировала форму исполнения наказания: «Приведение в исполнение приговоров военно-полевых судов при дивизиях, повешение осужденных к смертной казни производить публично, при народе, а тела повешенных оставлять на виселице в течение нескольких дней, чтобы все знали, как караются и какое возмездие постигнет всякого, кто совершает насилие и расправу над гражданским населением и предает свою родину» [63, с. 237]. Статья 2 целиком посвящалась пособникам из представителей местного населения, уличенным в оказании содействия фашистским злодеям в совершении «расправ и насилий» над гражданским населением и пленными красноармейцами, и вводила для них кару в виде ссылки на каторжные работы сроком от 15 до 20 лет. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 была образована Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК). В её задачи входило расследование преступлений нацистов и их пособников.

Первые судебные процессы над «изменниками Родине» были проведены военными трибуналами летом-осенью 1943 г. Так, в Краснодаре 17 июля 1943 г. Военный Трибунал Северо-Кавказского фронта в ходе открытого судебного процесса (процесс проходил в здании одного из городских кинотеатров в присутствии горожан) приговорил восемь из одиннадцати подсудимых «пособников» оккупантов к смертной казни через повешение, троих – к каторжным работам сроком на 20 лет. Смертный приговор был приведен в исполнение на следующий день на городской площади Краснодара в присутствии 30 тысяч «трудящихся Краснодара и колхозников близлежащих станиц» 64. Отметим, что оглашение приговора Трибунала было встречено долго не смолкавшими аплодисментами всех присутствовавших на площади единодушно одобривших приговор. Именно в ходе показательного краснодарского судебного процесса широкие круги общественности (в том числе и за рубежом) впервые узнали о зондеркомандах и о «душегубках». Результаты процесса широко освещались: соответствующее сообщение ТАСС опубликовала газета «Правда» [58], бригада Союзкинохроники сняла специальный документальный фильм об этом процессе – «Приговор народа» (фильм вышел на экраны кинотеатров Краснодара уже 31 августа 1943 г.), по итогам судебного процесса Военный совет Северо-Кавказского фронта вынес постановление относительно публикации приговоров о казнях военных преступников с утвержденным образцом текста объявления «о приговорах Военного трибунала Северо-Кавказского фронта на лиц, осужденных к высшей мере наказания как предатели и изменники Родины». Объявления расклеивались на видных местах для всеобщего обозрения в тех населенных пунктах, в которых совершались военные преступления 69. В 1943 г. прошло еще несколько крупных открытых процессов над коллаборационистами, ход и результаты которых освещались в прессе (например, в Краснодоне к смертной казни были приговорены трое «подлых изменников, пособников гитлеровских извергов», причастных к гибели членов подпольной комсомольско-молодежной организации «Молодая гвардия» [12]). Таким образом, нельзя утверждать, что проявления коллаборационизма не были известны широкой общественности СССР. Вместе с тем, отметим, что случаи измены Родины преподносились прессой как нечто противоестественное для советских граждан, исключительное по своей редкости и мерзости: «…“Молодая гвардия” не давала покоя гитлеровским бандитам и их сообщникам, всячески срывала планы и мероприятия оккупантов. Обеспокоенные деятельностью молодогвардейцев, краснодонская полиция и жандармерия сбились с ног, но все их поиски долгое время были тщетными. Вот тут-то и пришел на помощь полиции подлый изменник, некий Почепцов. Затесавшись в отряд “Молодой гвардии”, мерзкий провокатор предал участников организации фашистским палачам» [12]. Вероятно, широкое освещение в средствах массовой информации судебных процессов над коллаборационистами, завершившихся строгими приговорами (для большинства осужденных в качестве наказания была избрана смертная казнь), должно было служить предостережением для советских граждан, находившихся на оккупированной территории. В период Великой Отечественной войны при оценке деятельности и личностей коллаборационистов использовались понятия из судебной практики и морально-этические категории.

В массовом порядке меры по уголовному преследованию гитлеровских военных преступников и их пособников в Советском Союзе стали осуществляться лишь с середины 1944 г. [36, с. 12] (то есть после освобождения большей части территории СССР от оккупации). Необходимо оговориться, что, несмотря на принятие в Советском Союзе постановлений и указов, предусматривавших уголовную ответственность для граждан СССР, оказавшихся на оккупированной территории, а также распространенности среди сотрудников органов госбезопасности «установки, что ответственности по ст. 581/а УК РСФСР подлежат все лица, работавшие или служившие у немцев, независимо от конкретного характера их деятельности» [36, с. 13] (за сотрудничество, за сожительство, размещение немецких солдат на постой, оказание помощи продовольствием и тому подобные «преступления»), дела на них не заводились. При реализации подобных мер нужно было привлечь к ответственности 99 процентов населения на освобожденной территории СССР (около 80 миллионов человек). Сами граждане Советского Союза, проживавшие во временно оккупированных немецкими войсками регионах, в абсолютном большинстве случаев ощущали себя не «изменниками Родине», а пострадавшими. Внимание органов госбезопасности было сосредоточено на достаточно большом количестве настоящих преступников, которые запятнали себя кровью соотечественников. В соответствии с упомянутым приказом Прокурора СССР от 15 мая 1942 г. категорически воспрещалось привлекать к ответственности граждан, хотя и занимавших административные должности при немцах, но в отношении которых следствием было установлено, что они оказывали помощь партизанам, подпольщикам и частям РККА, саботировали мероприятия немецких властей, помогали населению в сокрытии запасов продовольствия и имущества. Не подлежали ответственности также рабочие и мелкие служащие административных учреждений захватчиков; лица, продолжавшие при оккупации заниматься своей профессиональной деятельностью, – врачи, агрономы, ветеринары и т. п. Для того чтобы избежать необоснованных репрессий было решено не привлекать к уголовной ответственности по формальным основаниям даже лиц, выполнявших обязанности старост [36, с. 13]. В результате многие коллаборационисты избежали наказания по причине маловажности совершенных преступлений.

Примечательно, что на завершающем этапе войны и в первые послевоенные годы широкую огласку получили только процессы, на которых перед судом предстали военные преступники из числа немецких солдат и офицеров. В ходе этих судебных процессов в 1945-1946 гг. (они прошли в Смоленске, Брянске, Ленинграде, Николаеве, Минске, Киеве, Великих Луках и Риге) было осуждено 85 человек, из них к смертной казни приговорены 67 человек подробнее: 64. Суды над советскими коллаборационистами, как правило, проходили в закрытом режиме – в этот период уже не имело смысла предупреждать жителей временно оккупированных регионов СССР о последствиях сотрудничества с врагом. Проведение многочисленных открытых судебных заседаний, кроме того, могло способствовать формированию представления о коллаборационизме как о массовом явлении среди советских граждан, оказавшихся в оккупации, что прямо противоречило идее советского руководства о единстве советского народа, противостоявшего агрессору в годы Великой Отечественной войны. Виновниками всех военных преступлений были официально объявлены «немецко-фашистские захватчики», о причастности к массовым убийствам коллаборационистских формирований умалчивалось. Отметим, что представители Советского Союза на Нюрнбергском процессе не решились поднять тему причастности своих граждан к нацистским преступлениям 56. Уголовные дела, открытые в отношении коллаборационистов в СССР, а также приговоры военных трибуналов были засекречены. Советские фильтрационные лагеря, как выяснилось десятилетия спустя, сработали чрезвычайно некачественно – многие из военных преступников были осуждены за малозначимые преступления, их причастность к казням и пыткам не была установлена.

Через 10 лет после окончания Великой Отечественной войны, 17 сентября 1955 г., был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Согласно этому документу, амнистия применялась «…в отношении тех советских граждан, которые в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. по малодушию или несознательности оказались вовлеченными в сотрудничество с оккупантами». В результате амнистии были освобождены от наказания коллаборационисты, не причастные к «убийствам и истязаниям советских граждан» (убийц амнистия не коснулась). Вместе с «изменниками Родине», которые в годы войны вынужденно сотрудничали с оккупантами (в их число входили бывшие бургомистры, старосты, коллаборационистские журналисты, работники местных вспомогательных администраций и др.) на свободе оказались многие каратели, сумевшие скрыть свои преступления. Они десятилетиями жили спокойно, получая военную пенсию и даже получая медали и ордена по случаю празднования юбилеев Победы.

В течение нескольких послевоенных десятилетий советские органы государственной безопасности приложили огромные усилия для выявления «затерявшихся» военных преступников, сотрудничавших с оккупантами. В 60-70-х годах почти по всей Центральной части России (Смоленск, Орел, Белгород) прошел ряд открытых судебных процессов над коллаборационистами, причастными к казням и пыткам советских граждан. По воспоминаниям члена военного трибунала Московского военного округа М.В. Пахомова, такие процессы проходили в просторных залах культурных и спортивных сооружений. Местные жители добровольно ходили смотреть на то, как судят военных преступников. Залы, рассчитанные на сотни человек, были переполнены. Оглашение приговоров проходило в присутствии многочисленных слушателей: «…Молча стоит огромная толпа, все не сводят глаз с судьи, и вот, наконец, в тишине раздается звучное: “Именем Союза Советских Социалистических Республик...“» 3, 47. Отметим, что, несмотря на широкую огласку преступлений предателей, советские средства массовой информации по-прежнему не признавали массовость проявлений коллаборационизма, коллаборационисты представали в качестве отщепенцев, жизненный путь которых отклонился от нормального для советских людей в силу наличия негативных личных качеств (эгоизм, чрезмерное самолюбие, высокомерие, жестокость, карьеризм, корысть и т.п.). Ярким примером, характеризующим понимание феномена коллаборационизма в советском обществе, является фильм «Противостояние», снятый в 1985 г. по повести Юлиана Семенова.

В тех случаях, когда, по мнению советских руководителей, судебные процессы по делам коллаборационистов, причастных к военным преступлениям, могли нанести ущерб официальной идеологии, их освещение в печати не допускалось [1]. В результате проявления коллаборационизма по-прежнему воспринимались обществом как единичные, хотя и чрезвычайно неприятные, явления, а советской исторической наукой – как не заслуживающие пристального внимания исследователей. Длительное время специальных работ, посвященных исследованию коллаборационизма, не готовилось и не публиковалось. За нескольких послевоенных десятилетий не было издано не только ни одной монографии, но отсутствуют даже научные статьи по указанной теме. В общих работах о войне коллаборационизм обычно упоминался в связи с описанием фашистской оккупации: «Верными лакеями фашистов в проведении всех мероприятий по порабощению народа и уничтожению советских патриотов были буржуазные националисты... в том числе националистическое отребье, прибывшее в обозе гитлеровской армии». Авторы неизменно подчеркивали незначительную численность пошедших на сотрудничество с противником, неприязнь по отношению к ним со стороны большинства советского народа: «Но фашистам не удалось обмануть советских людей. Изменников и предателей, шпионов и грязных авантюристов народ заклеймил беспощадным презрением» [31]. В литературе советского периода масштаб коллаборационизма приуменьшался. В толковых словарях послевоенного времени отсутствовал даже сам термин «коллаборационизм» (явление), при этом раскрывалось понятие «коллаборационист» (личность). По мнению казанского историка И.А. Гилязова, «этим как бы подчеркивается, что само по себе это явление было малозначительным, недостойным упоминания, что коллаборационисты – отдельно взятые личности – являлись абсолютно незаметным недоразумением в период второй мировой войны» [цит. по: 41, с. 153]. При этом подразумевалось, что в прошлом многие из коллаборационистов были уголовниками, людьми без чести и совести, обладавшие низменными личными качествами.

Если в изображении советских историков коллаборационисты были «антигероями», то в эмигрантской литературе они получили противоположную оценку. Часть эмигрантов, включая бывших коллаборационистов, стремилась представить свою роль в войне как борьбу за освобождение России от сталинского гнета. Во второй половине 40-х годов среди деятелей «первой волны» русской эмиграции развернулась дискуссия об отношении к коллаборационистам в целом, и к власовцам в особенности. Вероятно, эта дискуссия стала побудительным мотивом для подготовки к печати «Дневника коллаборантки» Л.Т. Осиповой [2] в годы войны активно сотрудничавшей с оккупантами («Дневник» готов к печати не позднее апреля 1950 г., автор подарила машинописный экземпляр воспоминаний В.М. Байдалакову, известному в эмигрантских кругах общественно-политическому деятелю, руководителю Совета Национально трудового союза). «Дневник», точнее его большая часть был впервые опубликован в 1954 г. в журнале «Грани» (Франкфурт-на-Майне). Лейтмотивом «Дневника коллаборантки» стала апология коллаборационизма. Осипова стремилась обосновать идею, согласно которой коллаборационизм был формой использования внешнего фактора, в данном случае нацистов, для борьбы за освобождение России [7, с. 31, 34]. В послевоенные годы были опубликованы и другие воспоминания коллаборационистов, оправдывавшие их сотрудничество с фашистами. Примечательно, что русские эмигрантские издания в целом поддержали позицию представителей «послевоенной волны» эмигрантов [7, с. 60].

За границей в послевоенный период, помимо воспоминаний, были опубликованы также несколько монографий, освещавших вопросы коллаборационизма среди советских граждан. К их числу относятся работы Г. Фишера [2], М.В. Томашевского [71], А.Д. Даллина [1], С. Штеенберга [68] и др. Эти исследования не были известны отечественным историкам. Часть публикаций не была переведена на русский язык. В связи с тем, что западным исследователям не были доступны документы, хранившиеся советских архивах, данные работы нельзя назвать исчерпывающими. Спорными представляются выводы, сделанные западными исследователями. Так, некоторые положения, приведенные в работах немецкого историка Й. Хоффманна (И. Гофмана), посвященных Русской освободительной армии, национальным формированиям вермахта из калмыков, жителей Кавказа, Средней Азии, Крыма, Поволжья, явно политизированы. В частности, это касается его утверждения, что каждый попавший в плен красноармеец становился «антибольшевиком» и «стремился к изменению политической ситуации» в СССР [75, с. 272]. А. Даллин в результате своего исследования сделал вывод о том, что мероприятия немцев на захваченной территории оказались безуспешными, так как руководство фашистской Германии не сумело провести «гибкую политику» на оккупированной территории, не смогло вбить клин между государством и населением, между коммунистической партией и народом, между национальностями, населявшими СССР. Отметим, что перевод монографии А. Даллина на русский язык [21] дополнял собой существовавшие представления по истории войны, поскольку аналогичных работ советских историков в то время не было. Нельзя не отметить предвзятый характер ряда публикаций. Так, ангажированность некоторых сведений, приведенных в работе бывшего командира одной из немецких зондеркоманд Свена Штеенберга, была показана в монографии С.А. Никифорова «Немецко-фашистская оккупация и коллаборационизм на территории областей Центрального Черноземья в годы Великой Отечественной войны» [53, с. 321, 379-380]. На оценках и выводах, содержащихся в работах многих зарубежных историков, сказалось противостояние, присущее времени холодной войны, вследствие которого все противники советского строя рассматривались как борцы за свободу, потенциальные союзники западных демократий. Советский коллаборационизм изображался как движение, основанное на высоких идейных помыслах. Показательно, что в эмигрантских и зарубежных работах использовалась терминология официальных немецких документов: коллаборационисты именовались «восточными войсками», а также «освободителями» и «добровольческими формированиями», что несло очевидную политическую окраску [41, с. 154].

В числе работ советских авторов, отчасти затронувших вопросы коллаборационизма, можно назвать статьи Г. Глазунова, Н. Майорова, Ф. Титова, А. Ананьева, Ф. Тулинова и др. Все эти статьи были опубликованы в одном и том же сборнике, написанном по материалам судебных процессов «над изменниками…, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок» [51] и, как оказалось, не вызвали в среде профессиональных историков роста интереса к проблеме коллаборационизма (несмотря на солидный тираж книги). Сборник «Противостояние. Рассказы о курских чекистах», изданный в Воронеже, посвящен работе советских органов государственной безопасности. В книгу включено несколько статей, содержащих описание преступлений, совершенных предателями Родины на курской земле в годы Великой Отечественной войны. Акцент сделан на жестокости коллаборационистов, их бесчеловечности, описан процесс расследования деятельности изменников Родины советскими контрразведчиками [61].

Необходимо отметить монографию А.Ф. Юденкова «Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории (1941-1944 г.г.)», изданную в 1971 г. [78]. Одна из глав исследования посвящена оккупационному режиму и фашистской пропаганде на захваченной советской территории. Автор отмечает, что для проведения оккупационной политики гитлеровцы старались использовать тех, кто по той или иной причине был недоволен Советской властью. Юденков констатировал, что немцы широко использовали для проведения своей политики бывших кулаков, другие социальные группы, сотрудничавшие с оккупантами. Автор преувеличил роль белоэмигрантов в поддержке немецко-фашистского режима, заявив, что в оккупированные районы немцам пришлось завозить людей, эмигрировавших из СССР и враждебно настроенных против Советской власти.

Довольно скромное место отведено вопросам сотрудничества советских граждан с немецкими войсками в монографии немецкого историка Норберта Мюллера 48. Автор лишь упомянул о деятельности на оккупированной территории СССР в годы войны «специальных команд… состоявших в значительной части из предателей», а также специальных подразделений, сформированных из коллаборационистов. Состав этих подразделений был охарактеризован Мюллером, как «буржуазно-националистический» [48, с. 169]. Исследователь безосновательно постулирует «провал попыток побудить советских крестьян к коллаборационизму», которые, по мнению автора, защищали «не только свою личную собственность и результаты своего труда, но и основу советского строя – социалистический способ производства» [48, с. 198-199]. Немецкий историк отрицает наличие в оккупированных советских районах социальной базы, которая могла оказать поддержку оккупантам при осуществлении их политических целей, установлении «нового порядка». В результате Н. Мюллер говорит, что оккупанты «…могли найти себе помощников лишь в лице отдельных уголовных и оппортунистических элементов, среди представителей свергнутых эксплуататорских классов, значительное количество которых существовало еще, особенно в районах, только недавно воссоединенных с Советским Союзом, а также в подпольных и эмигрантских буржуазно-националистических организациях, интенсивно поддерживавшихся в этих районах еще задолго до войны фашистской секретной службой, а затем официально учрежденных с помощью оккупационных органов…» [48, с. 238-239].

Проблема коллаборационизма в целом игнорировалась профессиональными историками, как в общесоюзном масштабе, так и на региональном уровне. В 1981 году в Кишиневе состоялась защита кандидатской диссертации С.А. Гратинич по теме «Фашистский оккупационный режим и борьба трудящихся Левобережной Молдавии и смежных районов Украины против немецко-румынских захватчиков (август 1941 – апрель 1944 г.)» [16]. Автор, рассматривая вопросы административного управления в данном регионе, не затронул тему коллаборационизма.

Отметим явно намеренное, на наш взгляд, игнорирование документов и фактов, подтверждающих сотрудничество советских граждан с оккупантами и их ответственность за ряд военных преступлений как в общесоюзных, так и региональных сборниках документов, очерках, статьях, посвященных немецко-фашистскому оккупационному режиму [22, 44, 50, 59, 60]. Как следствие, вся вина за проведение террора на оккупированной территории СССР возлагалась отечественной историографией на немцев и представителей армий стран – союзников Германии.

В послевоенный период воспоминания участников войны, свидетельствовавшие о распространенности коллаборационизма на оккупированной территории, подвергались цензуре.

Лишь в некоторых работах советского периода с многочисленными оговорками признавалось, что не все советские люди «сразу осознали опасность, угрожавшую Родине, не все и не всегда могли быстро ориентироваться в сложной обстановке и правильно определить пути борьбы» [11].

Таким образом, влияние идеологии на изучение проблемы коллаборационизма отразилось как в советских, так и в зарубежных работах нескольких послевоенных десятилетий.

На рубеже 1980–1990-х гг. проблема коллаборационизма преодолела, благодаря публицистам, политические и идеологические барьеры и попала в сферу научных интересов историков. В последующие два с половиной десятилетия коллаборационизм стал предметом специального научного анализа в отечественной историографии. В новой историографической ситуации вопросы сотрудничества советских граждан с противником вызывают повышенный интерес российских историков, в научный оборот вводятся неизвестные ранее факты, появились первые специальные документальные публикации. Свою роль сыграло и переиздание в России работ зарубежных авторов и эмигрантов. Отмеченные обстоятельства стали предпосылками для развития историографии проблемы коллаборационизма в отечественной исторической науке.

Работы на данную тему, опубликованные в начале 1990-х годов, отличались фрагментарностью, противоречивостью и полемической заостренностью, присущей публицистической литературе. В Курском регионе начало исследованию вопросов коллаборационизма в период Великой Отечественной войны было положено курским историком-краеведом, фронтовиком И.Г. Гришковым. Его работа «Курская область в годы Великой Отечественной войны» [18], изданная в 1993 г., построена на рассекреченных в начале 90-х годов архивных документах (исследование было переиздано в 1999 г. 19). Автор впервые при характеристике системы административного управления на захваченной территории области сделал вывод о значительных масштабах сотрудничества населения Курской области с оккупантами и назвал ряд причин, толкнувших курян на путь предательства: «одни стали пособниками оккупантов по идейным соображениям, ибо ненавидели Советскую власть еще с момента победы Октябрьской революции. Другие стали на этот путь из-за страха, надеясь таким способом выжить в условиях оккупации. Третьих оккупанты заставили служить им. На поведении какой-то части таких людей сказались деформации развития страны в годы культа личности Сталина (насильственная коллективизация, репрессии). Были среди прислужников оккупантов люди безнравственные, аморальные, а то и просто уголовники» [19, с. 39-40]. И.Г. Гришков был одним из первых отечественных историков, который отметил, что вина тех, кто сотрудничал с оккупантами, была не одинаковой.
В целом для исследователей 90-х годов XX века характерен разброс морально-нравственных оценок коллаборационизма. «Взвешенный» научный подход к проблеме, комплексный анализ документов и фактов в работах историков этого периода встречается довольно редко. Если в отдельных трудах «требование реабилитации Власова» рассматривалось как «возрождение гитлеризма» [33, с. 4], то другие авторы, напротив, прямо использовали оценки, сложившиеся в эмигрантской и зарубежной литературе. В целом можно признать, что в этот период произошло «пробуждение» научного внимания к проблеме, были рассекречены документы многих советских архивов, введены в научный оборот новые сведения, предпринят первый опыт систематизации фактов [30, 32, 35].

Дальнейшее развитие историографии привело к тому, что проблема коллаборационизма отразилась в коллективном обобщающем труде по истории Великой Отечественной войны 9. В 4-й книге многотомника «Народ и война» помещена статья Н.М. Романичева «Сотрудничество с врагом» [62]. В статье анализируется участие советских граждан в военизированных формированиях фашистского рейха.

На рубеже веков были изданы специальные работы [23, 24], посвященные проблеме коллаборационизма, защищены первые кандидатские и докторские диссертации по этой теме [42, 57], 14. Немало публикаций на тему коллаборационизма подготовлено сотрудниками созданного в 1993 г. общественного научно-исследовательского центра «Архив РОА». Среди них, в частности, четыре тома серии «Материалы по истории русского освободительного движения 1941-1945». Отказ от идеологических клише и привлечение новых источников позволили придти к более достоверным выводам о масштабе и причинах данного явления.

Сегодня коллаборационизм уже имеет внушительную историографию, в которой заполнен ряд «белых пятен», выработаны некоторые общепринятые положения. Одним из таких положений-ориентиров стал обозначенный М.И. Семирягой избирательный подход к вариантам взаимодействия советских граждан с противником в годы Великой Отечественной войны, предложенный в его обобщающей фундаментальной работе [66]. Отечественная историография коллаборационизма в целом приняла методику разграничения понятий «коллаборационизм» в значении сознательное предательство, наносившее вред борьбе СССР с гитлеровской агрессией, и «сотрудничество» в значении вынужденное взаимодействие (к примеру, с целью выживания) с нацистским режимом. В своей книге историк, который сам был непосредственным участником Великой Отечественной войны, рассматривал коллаборационизм как массовое явление: «…до полутора миллионов советских граждан активно участвовали в борьбе с большевизмом, до двухсот тысяч были убиты советскими солдатами сразу же после пленения» [66, с. 782]. Используя архивные материалы, а также работы зарубежных историков, автор рассматривает контакты советских граждан с врагом не как банальное предательство, а как социально-политическое явление и, опираясь на многочисленные архивные документы, попытался исследовать его истоки, формы и методы проявления, особенности в разных странах.
На основе архивных документов рассматриваются различные аспекты сотрудничества советских граждан с нацистским оккупационным режимом в работах Б.Н. Ковалева [37, 38]. Автор постарался классифицировать проявления коллаборационизма. В целом можно отметить близость позиции, занятой Б.Н. Ковалевым, к положениям, высказанным М.И. Семирягой.

Некоторые аспекты коллаборационизма были затронуты в диссертационном исследовании В.В. Коровина «Партизанское движение на территории Курской области в 1941 – 1943 гг.» [39], отдельные сведения приведены в монографии исследователя [40]. В частности, в работах содержатся сведения о полицейских гарнизонах из числа коллаборационистов, размещавшихся на территории Курской области.

К сожалению, имеются работы, авторы которых не обременяют себя изучением комплекса исторических документов. В их числе труд Б.В. Соколова «Оккупация. Правда и мифы» [67]. Автор, поработав всего лишь с тремя фондами одного архива, делает обобщающие выводы и претендует на истину в последней инстанции. Соколов утверждает, что «народ эту войну, в конечном счете, проиграл, хотя до сих пор верит, что выиграл» [67, с. 329]. Вместе с тем, в книге «Оккупация. Правда и мифы» приводятся ряд интересных сведений и документов, касающихся периода оккупации войсками фашистской Германии и ее союзников ряда территорий СССР, в том числе информация о коллаборационизме.

В 2007 году в рамках серии исследований «За линией фронта» были переизданы работы американских ученых, проведенные под руководством профессора Висконсинского университета Джона Армстронга «Советские партизаны» и «Партизанская война» [4, 5]. В рамках исследования автор коснулся и ряда вопросов, связанных с коллаборационизмом. Не переоценивая значения работ, отметим верную, на наш взгляд, характеристику причин, толкнувших граждан Советского Союза на путь сотрудничества с фашистами: [1]) «… обрести свободу и избавиться от страданий в лагерях военнопленных …»; [2]) вера в победу Германии и стремление «… присоединиться к побеждающей стороне в надежде обрести более высокий статус и поправить материальное положение …»; [3]) «… в силу антисоветских убеждений и веры в то, что победа Германии станет благом для России» [5, с. 291]. Дж. Армстронг справедливо замечает, что все эти три группы коллаборационистов, в конце концов, постигло разочарование и немцы потеряли лояльное отношение к себе даже со стороны этой части граждан СССР. В то же время нельзя не отметить абсолютно бездоказательное мнение автора исследования о том, что «… в целом население, оказавшееся под властью немцев, поначалу готово было примкнуть к той или иной стороне…» и абсолютное большинство населения «… занимало выжидательную позицию и с надеждой следило за немцами».

Политико-правовая оценка, сохраняющая в российской историографии свой негативный характер, не проясняет всей сложности данного социального явления. Заслуживают внимания выводы ряда зарубежных авторов, которые считали, что в коллаборационизме советских граждан сознательный политический выбор играл крайне незначительную роль. По словам итальянского историка, автора фундаментального труда по истории Советского Союза Дж. Боффа, «если немцам и удалось навербовать некоторое количество людей, согласившихся сотрудничать с ними, то результат этот был достигнут не столько с помощью политических средств, сколько с помощью самого элементарного шантажа голодом» [6, с. 108].

Ряд российских историков также рассматривают коллаборационизм как «способ выживания под пятой оккупантов». Они обращают внимание на такие факторы, как силовое и моральное давление оккупационного режима, в условиях которого часть советских граждан теряла привычные политические и моральные ориентиры, добровольно или по принуждению становясь на путь сотрудничества. Свою роль сыграли нацистская пропаганда, националистические настроения, карьерные побуждения, соображения материальной выгоды и другие обстоятельства. Подобный подход позволяет перевести изучение коллаборационизма в плоскость социальной истории, рассматривать данное явление как социальную проблему, связанную с различными стратегиями выживания людей в экстремальных условиях немецкой оккупации. Все это создает возможности для осмысления коллаборационизма как более сложного явления, нежели это представлялось в советской и зарубежной историографии эпохи холодной войны.

Последние годы для отечественной историографии отмечены переоценкой роли отдельных личностей и событий в истории Второй мировой войны в целом и Великой Отечественно в частности. В государствах, образовавшихся после распада СССР, особенно в Прибалтике и Украине, произошла политическая и юридическая реабилитация коллаборационистов, которые теперь рассматриваются в качестве главных борцов за национальную независимость. Героем национальной историографии в Украине стал, например, С. Бандера. Ряд отечественных исследователей, образно выражаясь, надувает мыльные пузыри: малозначимые (хотя, несомненно, интересные) явления и события представлены ими в виде основополагающих, а заурядные исторические личности изображены эпическими героями [10, 26, 27, 67]. При этом непомерно преувеличивается распространенность и значимость коллаборационизма. Читателю навязывается тезис, ранее утвердившийся в эмигрантской печати и западной историографии, гласящий, что абсолютное большинство населения Советского Союза только и ждало удобного момента для свержения ненавистной власти, а солдаты Красной Армии, повсеместно гонимые в бой усилиями заградотрядов НКВД и угрозой репрессий, стремились переметнуться к фашистам или разбежаться. Например, немецкий историк И. Гофман «посвятил» этой идее четыре из тринадцати глав своей книги [15]. Отметим, что число сторонников указанных взглядов среди отечественных профессиональных историков остается по-прежнему сравнительно незначительным.

Сохраняет свой дискуссионный характер и требует дальнейшего изучения вопрос о численности коллаборационистов. Авторы статистического исследования о советских потерях в годы войны считают, что общая численность различных «добровольческих» формирований, включая полицейские и вспомогательные части, к середине 1944 г. превышала 800 тыс. человек, только в войсках СС в период войны служило более 150 тыс. бывших граждан СССР [20, с. 385]. С.В. Кудряшов определил долю активного военного сотрудничества в 250-300 тыс. человек, а общее количество коллаборационистов в 1 млн. человек [43, с. 90-91]. Детальный анализ численности коллаборационистов предпринял С.И. Дробязко, опираясь на данные зарубежных источников. Согласно его подсчетам, общая численность советских граждан, оказавшихся на службе в вермахте и СС, составляла 855-1035 тыс. человек. Кроме того, автор приводит данные о 400 тыс. человек, завербованных в полицию, войска СС и другие формирования из западных районов СССР. Всего, по его мнению, коллаборационисты составляли 1,3-1,5 млн. человек [24, с. 128]. Примерно так же определяет общее количество советских граждан, служивших в вермахте, войсках СС и полиции, созданной оккупационными властями на захваченной территории СССР, Н.М. Раманичев. Ссылаясь на данные западных историков, он указывает цифру в 1-1,5 млн. советских коллаборационистов [62, с. 154].

До настоящего времени менее изученными остаются невоенные формы сотрудничества, носившие достаточно широкий характер. В работах, посвященных оккупации отдельных регионов СССР, описывается формирование и деятельность местной администрации, ее структура, социальный состав, взаимоотношения с оккупантами и местными жителями. Внимание исследователей вызывает поддержка оккупантов со стороны определенной части творческой интеллигенции.

К исследованиям, выполненным на региональном материале, относятся монографии автора настоящей статьи [ 52, 53]. В ряде статей раскрыта система органов местной вспомогательной власти на оккупированной территории Курской области, приведена характеристика кадрового состава местной администрации [54], приведены факты привлечения немецкими спецслужбами советских граждан для ведения контрразведывательной деятельности [55]. К работам регионального характера следует отнести коллективную монографию Ю.Т. Трифанкова, Е.Н. Шанцевой, В.В. Дзюбаном «Партизаны и предатели», выполненную на материале Брянского края. В исследовании затронута проблема деятельности Локотского окружного самоуправления, в состав которого некоторое время входил ряд районов Курской области. В работе содержится также краткий историографический обзор проблемы коллаборационизма [73]. Изучению коллаборационизма на территории современной Белгородской области (в годы войны районы области входили в состав Курской области) посвящен ряд работ М.И. Варфоломеевой [8]. В своей статье исследователь сделала вывод о том, что коллаборационизм «массового характера не принял» [8, с. 207]. Это утверждение не вполне согласуется с фактами и документами, упомянутыми в тексте статьи. Исходя из представленного материала (приведена, в том числе, классификация коллаборационизма), скорее, следует заключение о массовом характере явления, которое, несмотря на распространенность, не имело доминирующего, определяющего значения для исхода войны (большинство советских граждан, оказавшихся на оккупированной территории, не поддержало «новый порядок»).

Следует назвать исследователей, подготовивших специальные исследования по различным вопросам, связанным с «Локотской республикой»: И.Г. Ермолова [27], С.И. Дробязко [26], А.Р. Дюкова [25], И.В. Грибкова [17], В.Г. Макарова [45], В. Христофорова [74]. В.С. Христофоров справедливо отметил, что Локотское окружное самоуправление является одним из наиболее часто используемых аргументов в историко-политической дискуссии о том, кем надо считать граждан Советского Союза, сотрудничавших в годы Великой Отечественной войны с оккупационными властями или служивших в вооруженных формированиях, созданных Германией, – героями, выступившими против сталинского режима, или предателями [74].

Изучением проблем коллаборационизма занимаются отечественные историки С.Г. Чуев 76, Д.А. Жуков, И.И. Ковтун [28]. В их работах встречаются отдельные сведения, характеризующие проявления коллаборационизма на территории Курской области.

В настоящее время для исследователей коллаборационизма становятся доступны новые источники (в том числе на региональном уровне). Публикуются сборники документов [70] (многие из документов впервые стали доступны исследователям), воспоминания коллаборационистов. В Курске в 2002 году были опубликованы мемуары А.Г. Кепова 34, работавшего в период оккупации Курска начальником Технического отдела Городской Управы. Подобные воспоминания являются редкостью, так как многие коллаборационисты, пройдя через места лишения свободы, не стремились афишировать свою деятельность в период войны. Рассказы коллаборационистов о своей деятельности на оккупированной территории можно найти, как правило, только в протоколах их допросов. Мемуары Кепова были написаны в 60-х годах, после возвращения их автора из мест заключения, где он находился по приговору суда. В воспоминаниях настойчиво проводится мысль о благонамеренности действий самого Кепова в период службы в Городской Управе. Автор, стараясь оправдаться, рассказывает о том, как он спас тысячи жителей Курска от угона в Германию, восстановил для курян водопровод и канализацию. Кепов, лично знавший многих представителей оккупационных властей Курска, дает их характеристики, сообщает малоизвестные моменты их деятельности. Автор приводит организационную структуру Городской Управы Курска, рассказывает о ряде направлений оккупационной политики. Кепов обращает внимание на ошибки, имеющиеся в изданных документах об оккупации, в частности, на неверность сведений о разрушенных зданиях в Курске, приведенных в первом томе сборника документов «Курская область в период Великой Отечественной войны». В издательстве РОССПЭН в 2012 г. вышла свет книга «“Свершилось. Пришли немцы!” Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны» (Сост. и отв. редактор О.В. Будницкий, авторы вступительной статьи и примечаний О.В. Будницкий и Г.С. Зеленина). В книгу включены «Дневник коллаборантки» Лидии Осиповой (Поляковой) и воспоминания Владимира Самарина (Соколова), идейных коллаборационистов, которые намеренно остались в оккупации и для которых сотрудничество с немцами было сознательным выбором [65].

Сегодня большинство отечественных исследователей разделяет и поддерживает положение о разном качестве двух явлений: коллаборационизма (понимаемого, как измена Родине) и сотрудничества (вынужденной тактики, не причиняющей вреда коренным интересам отечества). Так, Б.Н. Ковалев, давая практически идентичное варианту М.И. Семиряги определение коллаборационизма, отмечает: «степень вины людей, которые в той или иной форме сотрудничали с оккупантами, безусловно, была разной». «Трудно обвинить в чем-то людей, – продолжает автор, – которые под дулом вражеских автоматов занимались расчисткой, ремонтом и охраной железных, шоссейных дорог» [37, с. 10-11]. Историк прав, многие люди были принуждены к сотрудничеству страхом смерти, опасаясь за жизнь своих родных и близких. Были случаи, когда старостами становились люди по просьбе односельчан, чтобы спасти свои семьи и семьи своих односельчан. Наконец, некоторые, находясь в условиях безысходной нужды, поступали на службу к оккупантам, чтобы прокормить свою семью. С другой стороны, переход от жизненно необходимого сотрудничества к предательскому, то есть к коллаборационизму, порой представлял собой всего один шаг. Поэтому «иногда очень сложно, а то и почти невозможно выявить ту грань, которая отделяет простое взаимодействие с оккупационными властями от сотрудничества с ними» [43, с. 91].

В изучении вопросов коллаборационизма в СССР в целом и в Курской области в частности остается еще немало «белых пятен». К ним, в частности, относится определение общего количества коллаборационистов в том или ином регионе. Недостаточно полно раскрыты и вопросы взаимоотношений коллаборационистов с остальным советским населением.

Подводя итог историографическому обзору, согласимся с нижегородским исследователем О.Ю. Макаровым, призвавшем, не отказываясь от морально-этических и политико-правовых оценок при изучении коллаборационизма, применять их в контексте прошлого, а не настоящего [46]. Также отметим, что историк не может рассчитывать на приемлемые результаты своего исследования без изучения всего комплекса доступных ему сведений по проблеме, без критического отношения к источникам.

Примечания

  1. В качестве примера можно привести процесс 1986 года над Григорием Васюрой, который руководил 118-ым полицейским батальоном при уничтожении белорусской деревни Хатынь и убийстве ее жителей. После окончания войны Васюре в фильтрационном лагере удалось замести свои следы. В 1952 г. за сотрудничество с фашистами во время войны трибунал Киевского военного округа приговорил его к 25 годам лишения свободы. О его причастности к карательной деятельности в то время ничего не было известно. После выхода по амнистии 1955 г. на свободу Васюра дослужился до заместителя директора одного из крупных совхозов на Киевщине и любил выступать перед пионерами в образе ветерана войны, фронтовика-связиста. В 1985 г. на 40-летие Победы Г. Васюра стал требовать вручения себе Ордена Великой Отечественной войны (этим орденом на юбилей Победы 1985 г. наградили всех фронтовиков). При проверке архивных документов возникло подозрение о причастности «героя» к военным преступлениям. В ходе расследования вскрылись факты, говорившие о виновности Васюры в Хатынской трагедии. Суд над военным преступником проходил в Минске на протяжении полутора месяцев. На суде присутствовал только один журналист – от газеты «Известия». Он подготовил репортаж о судебном процессе, но газета его не напечатала «по политическим соображениям» – партийные руководители Беларуси и Украины опасались обострения межнациональных отношений между украинцами и белорусами (украинец Васюра был виновен в гибели жителей белорусской деревни).
  2. Настоящее имя Л.Т. Осиповой – Олимпиада Георгиевна Полякова. Вместе с мужем – Н.Н. Поляковым – в силу ненависти к большевикам сознательно осталась на оккупированной территории. Супруги, принадлежавшие к среде интеллигенции, в той или иной форме сотрудничали с нацистами на протяжении всего периода оккупации, несмотря на то, что очень скоро разуверились в освободительной миссии германской армии. Н.Н. и О.Г. Поляковы публиковали свои статьи в коллаборационистской газете «За Родину» (Рига), иногда в некоторых других оккупационных изданиях (заметки О.Г. Поляковой печатались под псевдонимом О. Кравич). Статьи супругов были посвящены в основном критике реалий советской жизни, советского быта. В июле 1944 г. Поляковы были эвакуированы из Риги в Германию; к тому времени они сблизились с представителями влиятельной эмигрантской организацией – Национально-трудовым союзом (впоследствии сменившим название на Народно-трудовой союз, сокращенно – НТС); в том же году они вступили в эту организацию. После капитуляции Германии они оказались в лагере перемещенных лиц в американской зоне оккупации. Опасаясь преследований со стороны советских властей, Поляковы сменили имена: Олимпиада Георгиевна стала Лидией Тимофеевной Осиповой, Николай Николаевич – Николаем Ивановичем Осиповым. Супруги в послевоенное время «осели» в Западной Германии.

Список литературы

  1. Dallin A. D. The German rule in Russia 1941-1945: A studi in occupation Policies London, 1957, 1981. Он же. The Kaminski Brigade: A Case-Studi in Soviet disaffection // In Revolution and Politics in Russia. Indiana, 1972.
  2. Fischer G. Soviet Opposition to Stalin. A Case Studi in World War II. Cambridge, 1952.
  3. Андрианова Д. Суд без срока давности. Военный трибунал привык к предателям по особой статье // Московский комсомолец. 2 июня 2010, № 25366.
  4. Армстронг Джон. Партизанская война. Стратегия и тактика. 1941 – 1943 / Пер. с англ. О.А. Федяева. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. – 432 с.
  5. Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941 – 1944 / Пер. с англ. О.А. Федяева. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. – 493 с.
  6. Боффа Дж. История Советского Союза: в 2-х тт. Т. 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941-1964 гг. 2-е изд. – М.: Междунар. Отношения, 1994. – 632 с.
  7. Будницкий О.В., Зеленина Г.С. Идейный коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны // «Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны / сост. и отв. ред. О.В. Будницкий; авторы вступ. статьи и примеч. О.В. Будницкий, Г.С. Зеленина. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. – 325 с.
  8. Варфоломеева М.М. Коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны (на примере территории современной Белгородской области в 1941-1943 гг.) // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. 2011. № 19 (114). Выпуск 20. – С. 202- 208.
  9. Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Военно-исторические очерки в 4-х книгах / Под ред. В.А. Золоторева, Г.Н. Севастьянова и др. – М.: Наука, 1999.
  10. Веревкин С. Вторая мировая война: вырванные страницы. – М.: Яуза, 2006. – 416 с. (Мифы без грифа).
  11. Во главе защиты Советской Родины. Очерк деятельности КПСС в годы Великой Отечественной войны. 2-е изд. – М., 1984. – 336 с.
  12. Ворошиловградская правда. 29 августа 1943.
  13. Время новостей. № 210. 16 ноября 2009.
  14. Гилязов И.А. Коллаборационистское движение среди тюрко-мусульманских военнопленных и эмигрантов в годы второй мировой войны. – Дис. … докт. ист. наук. – Казань. 2000. – 400 с.
  15. Гофман И. Сталинская война на уничтожение (1941–1945 годы). Планирование, осуществление, документы. – М.: АСТ, Астрель, 2006. – 360 с. Перевод с немецкого оригинального издания // Hoffmann J. Stalins Vernichtungskrieg 1941–1945: Planung, Ausfuhrung und Dokumentation. – München: Herbig, F.A. Verlagsbuchhandlung GmbH, 1999.
16. Гратинич С.А. Фашистский оккупационный режим и борьба трудящихся Левобережной Молдавии и смежных районов Украины против немецко-румынских захватчиков (август 1941 – апрель 1944г.) – Дис. … канд. ист. наук. – Кишинев, 1981. – 206 с.
  1. Грибков И.В. Хозяин брянских лесов. Бронислав Каминский, Русская освободительная народная армия и Локотское окружное самоуправление. – Москва: «Московский писатель»/ Библиотека журнала «Эхо войны», вып. 1, 2008. –116 с.
  2. Гришков И.Г. Курская область в годы Великой Отечественной войны. – Курск: Курский областной ИПК и ПРО, 1993. – 116 с.
  3. Гришков И.Г. Курская область в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. 2-е изд., дополненное. – Курск: Учитель, 1999. – 152 с.
  4. Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. / В.М. Андроников, П.Д. Буриков, В.В. Гуркин и др. / Под ред. Г.Ф. Кривошеева – М.: Воениздат, 1993. – 416 с.
  5. Даллин А. Немецкое правление в России. Перевод с англ. – М.: Политиздат, 1961. – 483 с.
  6. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки, документы и материалы. Т. 1-2. – М.: Наука, 1973. Т.1. Подготовка и развертывание нацисткой агрессии в Европе 1933-1941. – 766 с.; Т. 2. Агрессия против СССР. Падение «Третьей империи» 1941-1945 гг. – 664 с.
  7. Дробязко С., Каращук А. Вторая мировая война 1939-1945. Русская освободительная армия. – М.: АСТ, 1999. – 48 с.;
  8. Дробязко С.И. Советские граждане в рядах вермахта. К вопросу о численности. // Великая Отечественная война в оценке молодых: Сб. статей студентов, аспирантов, молодых ученых. – М.: Изд-во Российского гуманитарного университета, 1997. – С. 127-134.
  9. Дюков А. «Die Aktion Kaminsky»: Локотское «самоуправление» и создание бригады РОНА // Мифы Великой Отечественной: Военно-исторический сборник / ред.-сост. Г. Пернавский. – М.: Яуза; Эксмо, 2008. – С. 147-193.
  10. Ермолов И.Г., Дробязко С.И. Антипартизанская республика. – М.: Витязь, 2001. – 112 с.
  11. Ермолов И.Г. Русское государство в немецком тылу. История Локотского самоуправления. 1941-1945. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2009. – 252 с.
  12. Жуков Д.А., Ковтун И.И. 29-я гренадерская дивизия СС «Каминский». – М.: Вече, 2009. – 304 с.
  13. Жуков Д.А., Ковтун И.И. Русские эсэсовцы. – М.: Вече, 2010. – 464 с.
  14. Зюзин Е.И. Малоизвестные страницы войны. – М.: Знание, 1990. – С. 28-51.
  15. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг. Т. 2 / П.Н. Поспелов и др. – М., 1961. – 681 с.
  16. Катусев А.Ф., Оппоков В.Г. Иуды. Власовцы на службе у фашизма // Военно-исторический журнал. 1990. № 6. – С. 68-81.
  17. Катусев А.Ф., Оппоков В.Г. Движение, которого не было, или История власовского предательства // Военно-исторический журнал. 1991. № 4. – С. 4-5, 18-28.
  18. Кепов А.Г. Курск в период оккупации 1941-1943 г. // Курские мемуары: Научный исторический журнал: № 2. Курское областное научное краеведческое общество. – Курск, 2002. – С. 24-45.
  19. Коренюк Н. Трудно жить с мифами. Генерал Власов и Русская освободительная армия. // Огонек. 1990. № 46. – С. 29-31; Млечин Л. Могла ли Россия получить свободу из рук Гитлера? // Новое время. 1993. № 9. – С. 44-48 и др.
  20. Ковалев Б.Н. Советское законодательство о коллаборационистах в годы Великой Отечественной войны // Вестник Новгородского государственного университета. 2009. № 51. С. 11-14.
  21. Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941-1944. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Транзиткнига», 2004. – 483 с.
  22. Ковалев Б.Н. Коллаборационизм в России в 1941-1945 гг.: типы и формы. формы; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2009. – 372 с.
  23. Коровин В.В. Партизанское движение на территории Курской области в 1941 – 1943 гг. – Дисс. … канд. ист. наук. – Курск, 2000. – 251 с.
  24. Коровин В.В. Поднимались воины народа. Сопротивление в тылу немецко-фашистских войск на территории областей Центрального Черноземья в 1941–1945 гг. – Курск: Славянка, 2007. – 509 с.
  25. Кринько Е.Ф. Историография. Коллаборационизм в СССР в годы Великой Отечественной войны и его изучение в российской историографии // Вопросы истории. 2004. № 11. С. 153-164.
  26. Кринко Е.Ф. Оккупационный режим на Кубани 1942 – 1943 гг. – Дисс. … канд. ист. наук.– М., 1997. – 247 с.
  27. Кудряшов С.В. Предатели, «освободители» или жертвы режима? Советский коллаборационизм (1941-1942). // Свободная мысль. 1993. № 14. – С. 84-98.
  28. Курская область в период Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг. Сборник документов и материалов. Т.1. – Курск: Книжное изд., 1960. – 487 с.; Т. 2. – Курск: Книжное изд., 1962. – 642 с.
  29. Макаров В., Христофоров В. Дети генерала Шмидта: Миф о «Локотской альтернативе» // Родина. 2006. № 10.
  30. Макаров О.Ю. Коллаборационизм и сотрудничество в Великой Отечественной войне // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2011. № 3 (1). – С. 185-191.
  31. Минчаневский А.В. «Военный трибунал приговорил…» // Вестник Московского окружного военного суда. 2006. № 2. Электронный ресурс: Официальный сайт Московского окружного военного суда. – Электрон. дан. – Москва, 2007. – Режим доступа: свободный. URL: http://voen-sud.ru/about/vestnik/2_2006/tribunal_bit.php – Загл. с экрана (дата обращения: 25.12.2014);
  32. Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941-1944). О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории. – М.: Воениздат, 1974. – 387 с.
  33. Некрасов В. Послесловие. // Бетелл. Н. Последняя тайна: О репатриации советских военнопленных в годы Второй мировой войны: Пер. с англ. / Н. Бетелл / Предисл. Х. Тревор-Ропера; Послесл. В. Некрасова. – М.: Новости, 1992. – 253 с.
  34. Немецко-фашистский оккупационный режим (1941 – 1945 гг.) Сборник докладов и сообщений советских историков на 3-ей Международной конференции по истории Движения Сопротивления. – М.: Политиздат, 1965. – 388 с.
  35. Неотвратимое возмездие: По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок. / Под ред. С.С. Максимова и М.Е. Карышева. – 2-е изд., доп. – М.: Воениздат, 1979. – 294 с. – Тираж 100 000 экз.
  36. Никифоров С.А. Политика оккупационных властей на территории Курской области в 1941-1943 гг. – Курск: КФ ОрЮИ МВД России, 2007. – 144 с.
  37. Никифоров С.А. Немецко-фашистская оккупация и коллаборационизм на территории областей Центрального Черноземья в годы Великой Отечественной войны. Том 1. Под фашистской пятой. – Курск: Региональный финансово-экономический институт, 2012. – 410 с.
  38. Никифоров С.А. Местные вспомогательные органы власти на оккупированной территории Центрального Черноземья в период Великой Отечественной войны // Известия Регионального финансово-экономического института. 2013. № 2 (2) Электронный ресурс: Электронный научный журнал – Электрон. дан. – Курск, 2013. – Режим доступа: свободный. URL: http://science.rfei.ru/ru/2013/2/35.html – Загл. с экрана (дата обращения: 30.12.2014).
  39. Никифоров С.А. Деятельность немецких агентов и осведомителей на оккупированной территории РСФСР в годы Великой Отечественной войны (на примере Курской и Орловской областей) // Известия Регионального финансово-экономического института. 2014. № 2 (5) Электронный ресурс: Электронный научный журнал – Электрон. дан. – Курск, 2014. – Режим доступа: свободный. URL: http://science.rfei.ru/ru/2014/2/71.html – Загл. с экрана (дата обращения: 30.12.2014).
  40. Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. Сборник материалов в 8 томах. – М.: Юридическая литература, Т.1. 1987. – 688 с.; Т.2. 1988 – 672 с.; Т.3. 1989. – 656 с.; Т.4. 1990. – 672 с.; Т.5. 1991. – 632 с.
  41. Окороков А.В. Антисоветские воинские формирования в годы Второй мировой войны. – Дис. … канд. ист. наук. – М., 2000. – 183 с.
  42. Правда. 1943, 20 июля.
  43. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза. Документы и материалы. – М.: Воениздат, 1987. – 301 с.
  44. Преступные цели – преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941 – 1945 гг.). 2-е расшир. издание. – М.: Политиздат, 1968. – 383 с.
  45. Противостояние. Рассказы о курских чекистах: Сборник очерков. Сост. С.П. Пятовский. – Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1991. – 208 с.
  46. Романичев Н.М. Сотрудничество с врагом // Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Военно-исторические очерки в 4-х книгах. Кн. 4 Народ и война. – М.: Наука, 1999. – С. 153-163.
  47. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий: В 2-х ч. / Сост.: Кулагина В.С., Щепаков В.А.; Под общ. ред. и с предисл. Весновской Г.Ф.; Генеральная прокуратура РФ. Ч.2. – Курск: ГУИПП «Курск», 1999.
  48. Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. Подготовил Борисов А.В. // Журнал «Самиздат» Электронный ресурс: Сервер современной литературы «Самиздат» при библиотеке Мошкова – Электрон. дан. – Москва, 2013. – Режим доступа: свободный. URL: http://samlib.ru/b/borisow_aleksej_wiktorowich/materialychgk.shtml#TOC_id20313687 – Загл. с экрана (дата обращения: 25.12.2014).
  49. «Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны / сост. и отв. ред. О.В. Будницкий; авторы вступ. статьи и примеч. О.В. Будницкий, Г.С. Зеленина. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. – 325 с.
  50. Семиряга М.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй Мировой войны. – М.: РОСС ПЭН, 2000. – 862 с.
  51. Соколов Б.В. Оккупация. Правда и мифы – М.: АСТ–ПРЕСС КНИГА, 2002. – 352 с.
  52. Стеенберг С. Андрей Андреевич Власов. Мельбурн, 1974; Он же. Vlasov. New York, 1970. Работа переиздана: Штеенберг С. Генерал Власов. – М.: Изд-во Эксмо, 2005.
  53. Степаненко С. «Казнен за измену Родине». 70 лет назад на Кубани состоялся первый открытый суд над пособниками фашистов // «МК на Кубани» kuban.mk.ru Электронный ресурс: Еженедельник. 2013, 10 июля, № 29. Сетевое периодическое издание. Свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС 77-57491. – Электрон. дан. – Краснодар, 2013. – Режим доступа: свободный. URL: http://kuban.mk.ru/article/2013/07/10/881908-kaznen-za-izmenu-rodine.html – Загл. с экрана (дата обращения: 25.12.2014).
  54. Суровая правда войны. 1941 год на Курской земле в документах архивов. Часть 1: Сборник документов. – Курск: Курская городская типография, 2002. – 272 с.; Суровая правда войны. 1942 год на Курской земле в документах архивов. Часть 2. Сборник документов. – Курск: Курская городская типография, 2004. – 494 с.
  55. Томашевский М. В. Очерки истории Освободительного Движения Народов России (пер. на рус. яз. монографии: Thowald J. Wenn sie verderben wollen. Stuttgart, 1952); Он же. Иллюзия: советские солдаты в гитлеровской армии. Нью-Йорк, 1974; Он же. The Illusion: Sowiet Soldiers in Hitlers Armies, 1975.
  56. Трайнин А., Меньшагин В., Вышинская З. Уголовный Кодекс РСФСР: Комментарий. / Под ред. И.Т. Голякова; Всесоюз. ин-т юридич. наук НКЮ Союза СССР. – 2-е изд. – М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1944. – 340 с.
  57. Трифанков Ю.Т., Шанцева Е.Н., Дзюбан В.В. Партизаны и предатели. История оккупации Брянской области в годы Великой Отечественной войны: Партизанское движение и коллаборационизм (1941-1945). Монография. – Брянск: БГТУ, 2012. – 385 с.
  58. Христофоров В. Дети генерала Шмидта // Время новостей. № 210. 16 ноября 2009.
  59. Хоффманн Й. История Власовской армии. / Пер. с нем. Е. Гессен. – Paris: YMCA-PRESS, 1990. – 379 с.
  60. Чуев С.Г. Проклятые солдаты: Предатели на стороне III рейха. – М.: Эксмо, Яуза, 2004. – 576 с.
  61. Эренбург И.Г. Война. 1941-1945. – М.: КРПА Олимп; Астрель; ACT, 2004. – 796 с.
  62. Юденков А.Ф. Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории (1941 – 1944 гг.). – М.: Мысль, 1971. – 360 с.