Религиозная политика захватчиков на оккупированной территории Советского Союза в 1941-1944 гг.

№ 1 от 2017 года
Автор: Никифоров С. А.
УДК 94(470)
ФГБОУ ВО «Юго-Западный государственный университет»
s.nikiforoff@rambler.ru

Конституция Советского Союза 1936 года гарантировала свободу совести, однако на практике это право не соблюдалось. Советские органы государственной власти в довоенный период активно вмешивались в деятельность христианских религиозных организаций, в том числе в дела Русской православной церкви как наиболее значительной из них. Государство ставило своей целью полное уничтожение Церкви и искоренение религии как таковой. В 1932 началась «безбожная пятилетка», целью которой было провозглашено полное и окончательное уничтожение религии в СССР. В 1934 были возобновлены массовые закрытия церквей, аресты и высылки священнослужителей и прихожан, практиковавшиеся еще в годы Гражданской войны и в предыдущее десятилетие. Из насчитывавшихся в 1914 году 67108 церквей и часовен Русской православной церкви действующими в 1941 году на территории СССР оставались около 350; из 64 правящих архиереев и 66140 членов приходского духовенства служение осуществляли 4 архиерея и не более 500 священнослужителей; около 1000 монастырей были закрыты, монастырская жизнь была полностью ликвидирована; полному уничтожению подверглась также система духовного образования. По данным Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ, только с 1937 по 1941 год было репрессировано 175800 представителей православного духовенства, из которых расстреляно было 110700. Ситуация в центральных регионах России находилась в русле общегосударственных тенденций. Например, в результате антирелигиозной деятельности органов власти в Курске к марту 1940 г. в городе, по данным органов безопасности, не было ни одной действующей церкви или официальной сектантской общины. В то же время имелись учетные данные на 47 служителей культа в областном центре и на 67 священнослужителей в районах области. В целом по области только в 1939 г. было закрыто 74 церкви, в 1940 году – еще 101 храм [13, с. 172].

Следует отметить, что наряду с православными священнослужителями, монахами и монахинями по религиозным мотивам преследовались псаломщики, послушники и послушницы, церковные старосты, члены семей духовенства, а также представители немногочисленного обновленческого духовенства. Это дает основание утверждать, что политика церковного геноцида обрушивалась не только на духовенство, но и на мирян. Однако, несмотря на преследования, советской власти не удалось искоренить приверженности большинства граждан СССР к религии. Это отмечено в документах органов государственной безопасности. Так, сотрудники УНКВД Курской области 21 августа 1940 г. в отчетных документах указали, что в области «надлежало документально оформить в соответствии с действующим законодательством закрытие 99 церквей, что вызывало обоснованное недовольство верующих. Церковный актив, используя сложившееся положение, собирает средства для направления делегатов в Москву с ходатайством об открытии церквей» [13, с. 172].

Русский народ, насильственно лишавшийся возможности исповедовать веру своих предков в условиях даже кратковременного исчезновения коммунистического режима, проявил поразительную готовность вновь обратиться к этой вере. Широкую распространенность религиозных настроений среди населения оккупированной территории СССР доказывают воспоминания участников событий и фотографии, сделанные период оккупации. В добровольно-принудительном порядке участие в богослужениях на оккупированной территории принимали бойцы военизированных формирований, созданных оккупантами из числа местных жителей и военнопленных.

В контексте антирелигиозной политики советского государства необходимо рассматривать все, как положительные, так и отрицательные, стороны процесса возрождения церковной жизни на оккупированной территории.

Целью войны для Гитлера и его окружения было расчленение нашей страны и порабощение славянских народов. Поэтому в случае победы Германии Православной Церкви грозили жестокие гонения. Гитлер заявлял: «Мы должны избегать, чтобы одна Цеpковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту... Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении одной и каждой формы разъединения и раскола» [10, с. 137]. «План национал-социалистической религиозной политики», разработанный ведомством главного идеолога нацистской партии А. Розенберга, предусматривал «25-летний период до вступления в силу на занимаемых территориях исторически обновленной свободной от христианства германской религии». Долгосрочные планы предусматривали подрыв Церквей изнутри (посредством доверенных лиц в религиозных группах, которые «будут сознательно работать в качестве шпионов и агентов», использованием других способов). Работу по воспитанию молодежи в национал-социалистическом духе предполагалось вести с помощью науки и искусства. Гитлер был убежден в том, что Иисус Христос был незаконнорожденным сыном от внебрачной связи девы Марии с римским легионером. Таким образом, фашистский фюрер, с одной стороны, обосновывал принадлежность Христа к «арийцам», с другой – отрицал его божественную природу. В декабре 1941 года Гитлер, излагая свои перспективные планы уничтожения христианства, говорил: «Война идет к концу. Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблемы Церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее... Нужно подождать, пока Церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать одни дураки, а слушать их будут одни старики...» [12, с. 50]. Таким образом, лидеры Третьего Рейха стремились не только к ликвидации Русской Православной Церкви, но и к уничтожению христианской религии.

В то же время фашистские идеологи прикрывали развязанную ими войну именем Бога, называли ее крестовым походом против большевиков. Оккупанты старались внушить населению мысль о борьбе двух идеологий: большевистской, которую отстаивает Красная Армия, и мировоззрение Новой Европы, за которое борется Германия. В пропагандистских целях оккупационные власти пытались опереться, в том числе, и на религиозные организации. В системе Главного управления имперской безопасности Германии был создан специальный церковный отдел, призванный обеспечить контроль и наблюдение за деятельностью религиозных организаций, изучать настроения в среде духовенства и прихожан, а также, на что обращаем особое внимание, внедрять агентуру в церковные административно-управленческие структуры и вербовать агентов из среды священнослужителей [20, с. 38-139]. Перед нацистскими спецслужбами в августе 1941 года были поставлены тактические задачи:

  • поддерживать развитие религиозного движения (как враждебного большевизму);
  • добиваться дробления религиозного движения на отдельные течения во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против Германии;
  • использовать церковные организации для помощи немецкой администрации на оккупированных территориях.

Фашистская пропаганда также была задействована в поддержке религиозной политики нацистов: листовки, фотоплакаты с изображениями бесчинств безбожников, рушивших в 1917-1930-е годы храмы, православные святыни, сопровождались лозунгами о несовместимости религии, нравственности и советской власти. «Или есть Бог, тогда должны быть уничтожены злодеи-большевики, или есть большевики и будут уничтожены храмы» [6]. В оперативных приказах начальника полиции безопасности и СД Р. Гейдриха предписывалось в демонстративной форме содействовать церковной жизни, организовывать богослужения или проводить массовое крещение, восстанавливать раннюю патриархальную русскую Церковь (староверы), содействовать расколу на отдельные православные группы, не принимать мер против распространения сектантства в советском русском пространстве и другое [6]. Местным властям было приказано способствовать открытию церквей. В ряде населенных пунктов храмы были торжественно восстановлены. Воскресенье было объявлено выходным днем, работать в этот день запрещалось. Нарушение этого приказа каралось вплоть до расстрела. Население должно было праздновать религиозные праздники в обязательном порядке. В каждом доме должны были находиться иконы, граждане обязаны были носить на шее крест, гражданские акты (свадьбы, похороны и другие) совершались только по религиозным обрядам.

Политика немцев приносила свои плоды. Люди возвращали Церкви спрятанные от большевиков иконы, церковную утварь. Менее чем за три года оккупации на занятой германской армией территории было открыто около 10000 православных приходов, тогда как на территории, не подвергавшейся оккупации за данный и последующий период вплоть до 1988 года было открыто не более 1000 православных приходов (еще около 4000 приходов было передано Русской Православной Церкви после ликвидации униатской церкви в Галиции и Закарпатье). При этом с 1949 по 1987 годы в СССР было ликвидировано около 8000 приходских храмов [9]. Историк Б.Н. Ковалев называет характерными чертами процесса возрождения православных храмов на оккупированной территории «стихийное массовое открытие церквей на оккупированных территориях, иногда с финансовой поддержкой со стороны военных властей, религиозный подъем среди широких слоев русского населения» [7, с. 436]. Вот как описывает события, по восстановлению храмов и религиозной жизни православных верующих настоятель церкви вмч. Димитрия Солунского Пскова (в 1941-1943 гг.) протоиерей Г.М. Бенигсен: «…И вот совершилось буквально чудо. Почти во мгновение ока эти храмы были очищены, восстановлены и устроены для богослужений. Из рук этих полунищих людей к нам потекли пожертвования, предложения помощи, материалы для ремонта, богослужебные предметы, утварь, облачения, книги и ноты, хранившиеся долгие годы закопанными в земле, замурованными в стенах. Создались превосходные хоры певчих, уцелевшие колокола были водружены на колокольни, выбитые стекла вновь вставлены, вместо сорванных безбожными руками образов написаны новые. И ... полился мягкий, чарующий русский колокольный благовест, затеплились сотни свечей и лампад перед старыми и новыми образами, раскрылись еще недавно заколоченные двери, и потек народ сотнями, тысячами, десятками тысяч, переполняя свои воскресшие храмы до отказа» [1].

В своей миссионерской, просветительской, социальной и даже богослужебной деятельности Русская православная церковь на оккупированной территории обладала многими из тех возможностей, которые не были предоставлены ей ни в довоенный, ни в послевоенный периоды советской истории. Это обстоятельство и стало важнейшей причиной возрождения православных общин на захваченной фашистами территории СССР.

Сложным, требующим особого подхода для его разрешения, оказался для немецких властей вопрос о кадрах священства для вновь открываемых церквей. К началу войны в России на свободе почти не осталось священников Русской Православной Церкви. Тысячи были расстреляны в 1920-е-1930-е годы. Другие продолжали погибать в лагерях и тюрьмах НКВД. Задача решалась в основном за счет возвращения к церковной деятельности лиц, сложивших с себя священнический сан после установления атеистической власти и перешедших на службу в советские учреждения. Так, бывший завхоз Комарической больницы (Комарический район Орловской области) Садовников за пьянство и распущенность был снят с работы. Вскоре после этого с санкции курского архиерея он получил сан священника и служил в Жадинской церкви того же района [4, с. 44]. В немецких документах нередко по отношению к этой группе лиц, а также представителям «Живой церкви» применяется термин «фальшивый священник». Им не очень доверяли. При назначении священники подвергались тщательной проверке, их кандидатуры согласовывались с СД, проводилась работа по их вербовке. Священнослужители рассматривались как потенциальные агенты немецких спецслужб, проявлявших большую гибкость в способах реализации своих целей. Так, бывший сотрудник германских спецслужб Д. Каров свидетельствовал: «Абвер пришел к выводу, что всех лиц, участвующих в религиозно-духовной жизни населения, более целесообразно использовать в качестве источников информации, чем как штатных агентов. Там они оказывали ценные услуги, часто даже не отдавая себе отчета в этом» [6]. Иногда священниками становились различные проходимцы, стремившиеся поживиться за счет прихожан.

Благодаря работе немецких спецслужб духовенство во вновь открытых храмах озвучивало в церковных проповедях на оккупированной территории лозунги немецко-фашистской пропаганды. Священники, перешедшие на сторону фашистов, проповедовали во время богослужений любовь к оккупантам, ненависть к Красной Армии. Население, как правило, воспринимало такие проповеди отрицательно. Так, в г. Фатеж Курской области священник во время одного из богослужений заявил: «Помолимся, чтобы не вернулись наши враги» [4, с. 44] (врагами он назвал воинов Красной Армии). После этих слов все верующие покинули церковь.

Неоднозначные оценки в исторической литературе даются деятельности Псковской православной миссии (1941-1944 годы). Миссия представляла собой группу православного духовенства во главе с митрополитом Виленским и Литовским Сергием (Воскресенским). Сергий и его сторонники приветствовали освобождение от Советской власти. Митрополита московского Сергия (Старогородского) они называли заложником Кремля, а его деятельность объясняли нажимом властей. Участники Миссии ставили своей целью «проповедь Христа Распятого» на северо-западе России, ничего общего не имевшую с пропагандой освободительного движения или советской власти. Псковская миссия повлияла на «потепление» отношения Сталина к Русской Православной Церкви в годы войны.

Сергий, ставший экзархом Латвии и Эстонии, принял решение об организации Миссии для северо-западных регионов России, оказавшихся захваченными фашистами и в начале июля 1941 года обратился за содействием к немцам. Нельзя не упомянуть о том, что митрополит Сергий занимал жесткую антикоммунистическую позицию, но в вопросах присоединения вверенных ему епархий к Константинопольскому Патриархату или автокефалии он остался верен Русской православной церкви и сохранил каноническое единство своих епархий с ней [18, с. 117]. Район Миссии был определен от Пскова (ставшего центром) до Ленинграда (отметим, что территория включала в себя Гатчину, Лугу, Гдов, Опочку и Остров). Для участия в Миссии в Псков были направлены сначала пятнадцать священников из эмигрантской среды (в основном, из Рижской, а позднее – из Нарвской епархий), а к 1944 году было уже около 230 клириков и 60 мирян [14, с. 4; 15]. По их представлениям, Миссия должна была начать проповедь в «духовной пустыне», но встретила в Пскове тысячи верующих, с готовностью посещавших храмы, восстанавливавшиеся их же усилиями. Успехи Миссии были значительны. Когда духовенство прибыло к месту проповеди, на всей ее территории осталось всего восемь действующих храмов и несколько священников, переживших репрессии и не имевших возможности уделить внимание всем верующим, требовавшим духовного попечения. За время действия Миссии число приходов возросло до трехсот (и более). Деятельность Псковской миссии охватила и социальную сферу: был организован «Стол по распространению христианской культуры среди молодежи», церковные детские сады, приходские школы и приюты (например, в Пскове). Еженедельно выходили радиопередачи Миссии [11; 14, с. 15]. Заведующим отделом детских передач псковского радиоузла по предложению псковского отдела пропаганды с сентября 1942 года стал псковский священник (настоятель церкви вмч. Димитрия Солунского) Георгий Бенигсен. В этих передачах принимали участие не только священники, но и воспитанники церковной школы. Что касается взрослых, то для них еженедельно выходил специальный «религиозный час». По средам шли серии передач «Ученые и религия» и «Святые русской земли». Действовал хозяйственный отдел миссии. Он включал в себя свечной завод, магазин церковных принадлежностей и иконописную мастерскую. Все подразделения хозяйственного отдела приносили среднемесячную прибыль до 4000 рейхсмарок. Она расходовалась на выплату жалования сотрудникам, ремонт помещений и канцелярские расходы. Немалое количество средств тратилось на содержание двухгодичных богословских курсов в Вильнюсе. Там готовились священники для всех оккупированных областей СССР. Все воспитанники курсов проживали, питались и обучались бесплатно. В Пскове, при церкви Дмитрия Солунского, в 1942 году был организован приют для сирот на 15 человек (в него принимались дети от 8 до 15 лет). Предполагалось, что приютские дети будут воспитываться как христианские миссионеры для религиозно-нравственной работы среди своих сверстников. 1 октября 1942 года в Пскове при церкви Дмитрия Солунского открылись церковный детский сад и церковная школа. В первый принимались дети дошкольного возраста, во вторую школьники, закончившие четыре класса начальной школы. Не ограничиваясь одними проповедями, миссия предлагала настоятелям приходов проводить беседы в свободное время по заранее разработанной программе. С этой целью в сентябре 1942 года благочинным была разослана такая инструкция: «Согласно распоряжению владыки митрополита предписывается организовывать в благочинческих округах религиозные собеседования, особенно с молодежью и педагогами, чтобы привести ко Христу людей, которые в советских условиях ничего, кроме лжи, о религии не слышали. Им надо дать радость и свет истинной веры» [7, с. 441-449].

Важной задачей миссионеров была помощь советским воинам, попавшим в плен и оказавшимся в ситуации, когда на Родине их называли предателями, а для фашистов они были просто врагами. Миссия была для этих людей помощью, поддержкой, утешением, так как условия их содержания в лагерях были фактически невыносимыми. Удалось даже открыть несколько лагерных храмов [14, с. 6; 19, с. 129]. В сообщении полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 г. говорилось, что небольшое количество богослужений, которое было проведено в прибалтийских лагерях военнопленных, произвело огромное впечатление на красноармейцев: «Многие тысячи их исповедовались и причащались, плакали и молились, стояли совершенно тихо и неподвижно, как в потрясении, и благодарили после богослужения священников трогательными словами. Точно такие же явления можно было наблюдать в лазаретах для военнопленных, когда священники еще могли посещать их». В берлинской газете «Новое Слово» даже сообщалось, что 31 августа 1941 г. в рижском православном соборе состоялось специальное богослужение для русских военнопленных, на котором присутствовало 5000 человек, причем пел церковный хор из 35 военнопленных [19, с. 134-135]. Отметим, что богослужения в лагерях военнопленных были исключением из правил и рассматривались фашистами как своего рода поощрение Православной миссии за выгодные оккупантам заявления и действия. Приведем отрывок из воспоминаний протоиерея Г. Бенигсена, записанных в 1946 г.: «… Нам с огромными трудностями удалось организовать богослужения в лагерях военнопленных в Риге. Это были самые страшные литургии в моей жизни. Посередине лагеря, под открытым небом, совершается таинство Евхаристии. Кругом тысячи мужчин, несчастных, измученных, бесконечно усталых, голодных. Лиц не различаешь: вся толпа смотрит на тебя одними огромными глазами, полными бездонной скорби, такими глазами, как пишут на изображениях Христа в терновом венце. И из этих глаз неудержимым потоком льются слезы, текут по неумытым, заскорузлым щекам. Пятидесятилетние мужи и шестнадцатилетние юноши стоят, тесно прижавшись друг к другу, и плачут, не стесняясь никого, плачут, чувствуя сердцем, что здесь Тот, перед Кем можно излить все унижения, всю скорбь, всю боль о себе, о Родине, о близких, оставшихся дома и несущих бремя советского строя... Кончается литургия. Подходят целовать крест, целуют руку священника, целуют его ризы, стараются, несмотря на строжайшее запрещение, шепнуть несколько слов, передать записку с адресом, с просьбой разыскать близких. А немцы начинают зверствовать в открытую. Страшные расстрелы евреев. Аресты «инакомыслящих». И колоссальных масштабов систематическое, продуманное уничтожение русской живой силы – военнопленных» [1].

Однако «чрезмерное» расширение Миссии в планы фашистского руководства не входило, и в 1944 году, когда советские войска подходили к Прибалтике, митрополит Сергий был убит [17]. Официальная версия оккупационных властей – погиб от рук партизан, но его чрезмерная активность уже не устраивала оккупантов, и партизаны в этом случае, скорее всего, были лишь прикрытием действий гестапо.

Причин открытия оккупационными властями Псковской православной миссии несколько: антисоветская пропаганда (лояльность против репрессий), завоевание симпатий местного населения и православных союзников – Болгарии и Румынии, желание контролировать ситуацию на оккупированных территориях (так как жизнь всех религиозных общин Германии была подконтрольна). Свой интерес к Миссии был у немецких спецслужб. Зная, что священнослужители и верующие подвергались гонениям со стороны советской власти, СД и абвер рассчитывали, что они окажут им посильную помощь. На практике это подтвердилось лишь отчасти. Руководство созданной 15 августа 1941 г. «Православной миссии в освобожденных районах России» активно сотрудничало с СД, но отдельные священнослужители в ряде случаев отказывались давать какую-либо информацию о своей общине абверу. Поэтому контрразведка вскоре сочла более целесообразным вербовать агентуру в духовной среде из числа церковных старост, которые могли одновременно наблюдать как за священниками, так и за верующими. Певчие, дьяки также использовались в качестве агентов абвера. Таким образом создавалась агентурная сеть, охватывавшая всю религиозную жизнь того или иного района. По данным российского историка Н.А. Ломагина, «помимо ведения активной пропаганды и сбора сведений о политическом и экономическом состоянии районов, «Православная миссия», по предварительным данным, передала в руки немецких контрразведывательных органов 144 партизана и советских патриотов, проводивших активную борьбу против немцев» [8, с. 97-98].

Результаты деятельности вновь открытых религиозных организаций далеко не во всем согласовывалась с планами немцев. Миссия, вопреки целям захватчиков, вместе с православием возвращала людям память о Родине, веру в победу, а для военнопленных веру в будущее. Это понимали и в Советской России – она в тот период принимала любую помощь, но деятельность миссионеров не спасла их от страшной участи. Некоторые участники Псковской миссии успели уехать в Европу (именно их воспоминания проливают свет на деятельность Миссии), но многие по тем или иным причинам остались в своих храмах, там, где их застали советские войска. Все они были арестованы «за сотрудничество с оккупационными властями» и отправлены в лагеря уже на Родине. Повод для преследования имелся: некоторые антикоммунистические высказывания митрополита Сергия были подсудны.

Вызывают интерес цели, намерения и мотивы миссионерской деятельности самого митрополита Сергия (Воскресенского). Споры вызывают также обстоятельства, связанные с уклонение экзарха от полагавшейся ему эвакуации. Владыка Сергий не эвакуировался при приближении германских войск, а остался в Риге. Русский эмигрантский историк В.И. Алексеев полагал, что экзарх вследствие своих антикоммунистических убеждений накануне вступления немцев в город спрятался в подвале собора и не был найден там секретарем – приставленным к нему «агентом НКВД», позднее расстрелянным за эту неудачу. По гораздо более аргументированному мнению канадского профессора Д.В. Поспеловского, митрополит Сергий стремился подготовить почву Местоблюстителю и Московскому церковному управлению на случай, если немцы победят или, по крайней мере, захватят Москву, чтобы сохранить епископат в новых условиях, а также предотвратить юрисдикционный хаос. Нельзя полностью сбрасывать со счетов и свидетельство Э.И. Лисавцева о том, что экзарх специально был оставлен органами НКВД в Риге, но почти сразу же на долгий период утратил связь с советским подпольем. Представляется вероятным, что он остался в Риге с санкции Патриаршего местоблюстителя. Это подтверждается их близкими личными отношениями и обдуманным, энергичным характером действий митрополита Сергия (Воскресенского) в первые месяцы после начала оккупации [19]. Ему сразу же пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Вскоре после захвата Риги митрополит Латвийской Церкви Августин (Петерсон) объявил прежний Синод автономной церкви действующим и 20 июля направил германским властям просьбу о разрешении восстановления автономной Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией Константинопольского Патриарха и выдворении из Латвии «большевистского ставленника», «агента ЧК» экзарха митрополита Сергия. Подобным образом события развивались и в Эстонии. 8 июля германские войска вошли в г. Печоры, а уже 17 июля настоятель местного эстонского православного прихода Петр Пякхель издал циркуляр, называя себя в нем благочинным Печорского округа, поставленным новыми гражданскими и военными властями, и требуя прекратить на богослужениях поминовения экзарха и возносить только имя митрополита Таллинского Александра (Паулуса) с титулом всея Эстонии. После взятия немцами Таллина 28 августа он ездил к Александру и узаконил свое благочиние, а позднее был хиротонисан в сан епископа. Митрополит Таллинский 14 октября 1941 г. также объявил себя «ответственным главой Церкви». В первый же день оккупации Риги 1 июля 1941 г. митрополит Сергий был арестован, но через 4 дня освобожден на поруки. Существуют свидетельства, что уже во время этого ареста он не без успеха убеждал германские власти, что для них политически выгоднее примириться с поминовением главы Московской Патриархии, чем содействовать возвращению Латвийской и Эстонской Церквей в юрисдикцию Вселенского Патриарха, экзарх которого находился в это время в Лондоне и имел тесные связи с правительством Великобритании. После освобождения экзарх Прибалтики собрал духовенство Риги в Троице-Сергиевом монастыре и объявил, что остается «послушником митрополита Сергия (Страгородского)», т.е. Патриаршего местоблюстителя в Москве [19]. Определенно, именно сохранение единства Русской Православной Церкви было основной целью митрополита Сергия (Воскресенского), и эту цель ему удалось реализовать несмотря на противодействие аппарата Министерства по делам занятых восточных территорий и немецких спецслужб [16].

В ряде оккупированных регионов местные приходы отказались от подчинения Русской Православной Церкви в лице местоблюстителя патриаршего престола митрополита московского Сергия (Старогородского) и митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского) (последнего отвергли по причине сохранения канонического единства его епархий с Русской православной церковью). Так, большинство священников приходов, располагавшихся на территории Локотского окружного самоуправления (территория ряда районов современных Курской, Орловской и Брянской областей) и юридически подчинявшихся епископу Смоленскому и Брянскому Стефану (Севбо), объявили о своей принадлежности к Истинно-православной (катакомбной) церкви [3, с. 32]. Очевидец событий, уроженец Брянска, художник Валентин Воробьев, эмигрировавший во Францию, в своих воспоминаниях отмечает, что на территории Локотского округа «…прижилось множество верующих всех толков, адептов катакомбной православной церкви и всевозможные группы протестантов… Гонимые сектанты получили лучшие места в локотском государстве…» [2]. Большую активность на территории округа проявляли представители протестантских конфессий, в основном баптисты и евангелисты. Со стороны властей они не получали поддержки, но не чувствовали и противодействия. В результате миссионерской деятельности протестантов было открыто много новых молитвенных домов. В Локотском округе действовала также крупная старообрядческая община [5, с. 94].

Локотские власти оказывали помощь, в основном организационного характера, православным общинам, в том числе «катакомбникам». Обер-бургомистр округа Б. Каминский в сентябре 1942 г. обязал всех старост сел и деревень, старшин волостей провести ремонт местных храмов за счет добровольных пожертвований верующих. Процесс восстановления храмов к этому времени уже далеко продвинулся: были отремонтированы и освящены храмы в Дмитровске, Севске, других населенных пунктах. В городах проходили массовые крестные ходы и иные обряды. Храмы подчас не могли вместить всех желающих [5, с. 92-93]. Примечательно, что обер-бургомистр Локотского округа Б. Каминский и его предшественник К. Воскобойник были возведены Истинно-православной (катакомбной) церковью в ранг святых.

Необходимо помнить, что многие священнослужители в оккупации принимали участие в антифашистском подполье, были связаны с партизанами, воевали в партизанских отрядах и армии, были награждены боевыми орденами. Десятки священников во время войны были расстреляны немцами за помощь партизанам. Несколько киевских священников были казнены за чтение в храмах патриотических воззваний митрополита московского Сергия. В течение длительной блокады Ленинграда в городе не переставали действовать восемь православных храмов.

Так, несмотря на перенесенные испытания, Русская православная церковь в целом и ее официальные представители, оказавшиеся в оккупации, заняли патриотическую позицию, разделив судьбу своего народа. Практически безоговорочно поддержали захватчиков лишь некоторые отколовшиеся от Церкви национальные епископаты и немногочисленные общины сектантов.

Список литературы

  1. Бенигсен Г., прот. Христос Победитель // Православное Научно-Просветительское Общество «Россия в красках» в Иерусалиме. – Электрон. дан. – Иерусалим, [2004]. – Режим доступа: свободный. URL: http://ricolor.org/history/pv/47/ – Загл. с экрана (дата обращения: 17.01.2017).
  2. Воробьев В. Графоман: Воспоминания. М.: Новое литературное обозрение, 2008. О «локотском государстве» Валентин Воробьев пишет с нескрываемым сарказмом, замечая, что «Когда говорят «Локотская республика», «Локотская Русь» мне хочется хохотать до упаду, потому что никакого народного представительства, кроме военной казармы, здесь не было и нет».
  3. Грибков И.В. Хозяин брянских лесов. Бронислав Каминский, Русская Освободительная Народная Армия и Локотское окружное самоуправление. – М., 2008.
  4. Дандыкин Т.К. Страницы подвига. Военно-хозяйственная и политическая деятельность Коммунистической партии в партизанских краях и зонах центра России (1941–1943 гг.). – Тула, 1979.
  5. Ермолов И.Г. Русское государство в немецком тылу. История Локотского самоуправления. 1941-1943. – М., 2009.
  6. Иноземцева З., иеродиакон Платон (Рожков) Коллаборационизм духовенства на оккупированных немцами территориях в контексте канонизации святых Русской Православной Церкви // Русская народная линия. Информационно-аналитическая служба. – Электрон. дан. – [Москва], 22.06.2013. – Режим доступа: свободный. URL: http://ruskline.ru/analitika/2013/06/22/kollaboracionizm_duhovenstva_na_okkupirovannyh_nemcami_territoriyah_v_kontekste_kanonizacii_svyatyh_russkoj_pravoslavnoj_cerkvi/#_ftn2 – Загл. с экрана (дата обращения: 16.01.2017).
  7. Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России. 1941—1944». – М., 2004.
  8. Ломагин Н.А. Неизвестная блокада (в двух книгах). Кн. 1. – М.-СПб: Нева, 2002.
  9. Митрофанов Г., прот. Коллаборационизм или церковное возрождение? // Церковный вестник. 2005. Февраль.№3(304).
  10. Никифоров С.А. Политика оккупационных властей на территории Курской области в 1941- 1943 гг. – Курск, 2006.
  11. Обозный К. Псковская Православная Миссия в 1941-1944 гг. Миссионерский аспект деятельности // Православная община. Электронная версия журнала – Электрон. дан. – Москва, 2000. № 55. – Режим доступа: свободный. URL: http://pravoslavnaya-obshina.ru/2000/no55/article/konstantin-oboznyi-pskovskaja-pravoslavnaja-missija-v-194/ – Загл. с экрана (дата обращения: 16.01.2017).
  12. Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. / Перевод с немецкого И.В. Розанова. Общая редакция, вступительная статья и предисловие И.М. Фрадкина. – Смоленск: Русич, 1998.
  13. Потопахина О.Н. Материалы УНКВД по Курской области о состоянии антирелигиозной пропаганды накануне Великой Отечественной войны // Вестник Челябинского государственного университета. 2007. № 21.
  14. Псковская Миссия. Похвальное слово русским миссионерам // Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости. Выпуск 26-27. – СПб, 2002.
  15. Раевская-Хьюз О. О Псковской Миссии // Татьянин день. Молодёжный интернет-журнал МГУ. – Электрон. дан. – Москва, 07.04.2010. – Режим доступа: свободный. URL: http://www.taday.ru/text/373450.html – Загл. с экрана (дата обращения: 16.01.2017).
  16. Руководитель группы религиозной политики этого министерства К. Розенфельдер в докладной записке от 7 октября 1941 г., в числе прочих, высказал следующие предложения: «По возможности препятствовать православной церкви в России воздвигать Московский патриархат в качестве общего церковного центра на Востоке. Поддержка возникновения автокефальных церквей в отдельных рейхскомиссариатах».
  17. Церпицкая О.Л. Русская Православная Церковь и освободительное движение на оккупированных территориях (Псковская Миссия): новый раздел в преподавании истории Великой Отечественной войны // Православное Научно-Просветительское Общество «Россия в красках» в Иерусалиме. – Электрон. дан. – Иерусалим, [2004]. – Режим доступа: свободный. URL: http://ricolor.org/history/pv/zerpizkaia/ – Загл. с экрана (дата обращения: 17.01.2017).
  18. Цыпин В. прот. История Русской Православной Церкви. 1917-1990: Учебник для православных духовных семинарий. – М., 1994.
  19. Шкаровский М.В. Православие и Россия. Митрополит Сергий (Воскресенский) и его служение в Прибалтике и на северо-западе России в 1941-1944 гг. // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2002. Выпуск 26-27.
  20. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. – М., 1999.